К концу августа Гитлер преодолел свой кризис и снова преисполнился оптимизма. 25-го он принимал у себя Муссолини. На следующий день оба отправились в Брест-Литовск, оттуда – в южную штаб-квартиру фюрера в Галиции. Затем настал черед регента Венгрии генерала Хорти, в компании с которым Гитлер посетил замок в Кёнигсберге Мариенбург, в прошлом служивший резиденцией рыцарям Тевтонского ордена. Хорти был награжден Железным крестом. В течение всего этого времени продолжались ожесточенные бои, в том числе в окрестностях Киева. Немецкие войска прорывались к Харькову и Ростову, чтобы завладеть украинскими богатствами, Крымом и горнопромышленной Донецкой областью.
Международное положение Германии между тем осложнялось с каждым днем. 6 сентября Рузвельт издал приказ открыть огонь по немецким кораблям в Атлантическом океане, что было равнозначно началу необъявленной войны. Геббельс в связи с этим записал, что вступление в войну США будет катастрофой, даже не столько в материальном, сколько в психологическом отношении. «То, что сегодня происходит в мире, настроенном против Германии, позволяет нам догадаться, что нас ждет, если мы проиграем войну. Мы и в самом деле прижаты к стене. Лазейки у нас не будет».
24 сентября министр пропаганды вместе с Ламмерсом посетил штаб-квартиру Гитлера, где состоялось совещание «главарей» рейха: присутствовали Нойрат и Франк, прибывшие из Праги; Баке, Гиммлер, Гейдрих и еще несколько военачальников и высокопоставленных чиновников. Беспорядки в протекторате Богемия-Моравия вылились в серьезный кризис. Опасаясь, как бы он не перерос в настоящий бунт, Гитлер отправил туда Гейдриха, дав ему наказ действовать исключительно в интересах немецкого народа.
Во время этого совещания Гитлер демонстрировал льющийся через край энтузиазм: большевизм, зародившийся посреди голода, крови и слез, вскоре падет от голода, крови и слез. Азиатов пора отправить туда, где им самое место, – в Азию. Москва в кольце и до 15 октября будет взята. Начато строительство казарм для размещения войск на зиму; возможно даже, удастся демобилизовать несколько дивизий. Да и как знать? Может, Сталин капитулирует? Все зависит от масштаба помощи, ожидаемой от плутократии; в противном случае он пойдет на подписание сепаратного мира. Во всяком случае, он, Гитлер, поступил бы именно таким образом. Сталину уже 62 года, очевидно, ему не по силам столь суровое испытание. Фюрер нисколько не опасался вступления в войну США. Надо только победить СССР, а потом уже ничего не страшно. Если Великобритания запросит мира, условия будут теми же: ей оставят ее империю, но она должна будет исчезнуть из Европы.
В этой речи легко прослеживаются излюбленные технические приемы, которыми глава рейха пользовался с начала своей ораторской карьеры: опровергнуть критические замечания до того, как они высказаны оппонентом. Бросается также в глаза умелое перемешивание полуправды и утопических измышлений. Действительно, не было никаких признаков, позволявших надеяться на то, что Сталин или Черчилль готовы поддаться. До того, чтобы отбросить Красную армию в Азию, было еще слишком далеко. Москва вовсе не находилась в кольце. Наконец, зимние приготовления если и начались, то были несопоставимы с тем, что в реальности пришлось пережить немецкой армии.
Впрочем, он немного приоткрыл свои истинные настроения, когда пожаловался Геббельсу на дурное самочувствие, очевидно, ввиду приближения старости. Годы борьбы истощили его физически и измотали его нервы. Но через десять или пятнадцать лет вести войну было бы еще труднее…