Советское контрнаступление началось 19 ноября с широкого захода на окружение. 21-го на значительном участке был прорван фронт 3-й румынской армии, союзной немцам. 27-го в кольцо попала 6-я армия рейха; над войсками на Кавказе нависла угроза вытеснения к Ростову. О начале наступления Гитлер узнал в Бергхофе, куда удалился на несколько дней. Он немедленно отдал приказ бросить в дело бронетанковый корпус генерала Гейма – в брешь, образовавшуюся в тылах румынской армии, которая мужественно сражалась, теряя почти всех генералов и других командиров, но была почти полностью уничтожена. Группу армий Гейма, находившуюся в стадии формирования, постигла та же судьба; генерал был смещен и приговорен к смертной казни, которой избежал чудом. Для поддержки группы армий «Юг» Гитлер приказал сформировать группу армий «Дон» под командованием фельдмаршала фон Манштейна. По мнению генерала Йешоннека, прибывшего из штаба Люфтваффе в Восточной Пруссии, можно было попробовать снабжать 6-ю армию генерала Паулюса воздушным путем; 22 ноября вечером Геринг одобрил это решение. Гитлер полагал, что операция займет всего несколько дней и Паулюс с Манштейном быстро соединятся. На следующей день он сел в поезд и поехал в свою штаб-квартиру. Поездка тянулась 20 часов; каждые два часа фюрер приказывал остановить поезд и звонил Цейцлеру. Тот передал просьбу Паулюса разрешить ему попытаться вырваться из окружения. Гитлер отказал и продолжал стоять на своем, даже когда 8-я итальянская армия была полностью разбита. Единственное разрешение отступить он дал кавказским войскам. «Он продолжал, – комментирует Геббельс, – проводить ту же линию, что и прошлой зимой, иначе говоря, не уступать ни пяди», разве что его принудят к этому силой. «Большевики в подобных военных ситуациях действовали точно так же и достигали бесспорных успехов. Мы не сможем одолеть большевиков, если только не начнем использовать одинаковые или схожие методы».
Но «черная серия» еще не закончилась. 28 ноября в штаб-квартиру без предупреждения явился Роммель, заявивший, что удерживать Африку невозможно. Гитлер принял его весьма холодно, сурово отчитал и отправил в Рим, вместе с Герингом, чтобы обсудить с Муссолини возможности избежать разгрома в Тунисе. Моральный дух дуче, страдавшего язвой желудка, упал ниже всяких пределов. Он предложил срочно отыскать способ закончить русскую кампанию. Ту же «гипотезу» выдвинул перед фюрером Чано, прибывший в «Волчье логово» чуть позже, 18 декабря. Гитлер отказался, приведя ряд аргументов. Во-первых, Германия не может согласиться на линию раздела, по которой от Советского Союза отойдут только Прибалтика и Польша. Во-вторых, не представляется возможным отыскать линию, которая удовлетворила бы потребности и Советского Союза, и Оси в угле, железе и хлебе. В-третьих, даже если бы удалось прийти к политическому урегулированию конфликта с большевиками, воевать на Западе, пока существует Советская армия, слишком опасно. В-четвертых, стоит американцам и англичанам только заподозрить, что немцы и русские вступили в переговоры, как они, несмотря на огромный риск, немедленно начнут операции в странах Оси – из текста беседы с Чано не понятно, о каких именно операциях думал Гитлер. Скорее всего, его мысли занимали воздушные атаки и бомбардировки немецких городов, и так уже начинавших ощущать на себе их ужас, тем более что благодаря развитию техники союзная авиация все чаще предпринимала ночные вылеты.
Чано и Гитлер затронули также французскую проблему. В глазах итальянца, выступавшего от имени Муссолини, Лаваль намного меньше представлял «настоящую Францию», нежели правительство Дарлана в Алжире; кроме того, не следовало придавать слишком большого значения разногласиям между де Голлем и адмиралом. С этим Гитлер был согласен; по его мнению, 10 % французов чувствовали враждебность к Оси; от 5 до 10 % были настроены на сотрудничество, а остальные выжидали. Но с учетом положения в Северной Африке было необходимо сохранять видимость французского правительства. Поскольку алжирский режим призывал французов к борьбе – в отличие от действовавшего во Франции – и поскольку французы совсем не стремились умирать, можно было надеяться, что они обратят свой выбор на победителя Вердена Петена.
На следующий день, 19 декабря 1942 года, Гитлер принял по его просьбе Лаваля в присутствии Геринга, Риббентропа, Абеца и Чано. Напрасно президент совета пытался выбить снижение оккупационных расходов или умерить аппетиты Заукеля в области отправки в Германию рабочей силы. Впрочем, этот визит послужил своего рода интермедией в переговорах Гитлера с Чано, которые продолжались еще два дня. Фюрер делал все ради консолидации альянса с Италией, понимая его растущую шаткость.