Гитл и камень Андромеды

В его словах послышалась разбавленная горечь, словно разболелась старая мозоль. Это ж надо! Люди потеряли двух сыновей и сумели стереть их из памяти, Песя — целиком, а Гершон — в той степени, какая позволяет жить дальше, не ощущая ежедневно пустоты и потери. Но забыть любовную историю сорокалетней давности ни один из них не смог. Одна не простила измену, которая не произошла, другой — того, что она не произошла.

Я предполагала провести у Песи неделю. Ее подружек следовало расспрашивать наедине, не торопясь, начав издалека. И постепенно перейти к именам и лицам, которые всплывут в разговорах. Песины подружки настроены против Эстерке, но, возможно, другие кибуцницы с ней встречаются и знают, где она живет и как фамилия ее мужа, кузнеца Шлойме.

Но тем же вечером произошло неожиданное: Песя вернулась с лекции, как сказала бы Сима, «накрученная». Кто ее там «накрутил», я не знала, да и много ли надо? Песя заводится с пол-оборота, достаточно одного косого взгляда, чтобы вся муть, скопившаяся в этой душе, закипела и забулькала.

Увидев меня в шезлонге на крыльце, Песя прошла мимо, принципиально отвернув голову. Я вошла за ней в дом и готова была съесть еще один блинчик, чтобы разрядить атмосферу. Но на сей раз Песя не предложила мне даже блинов.

— Что случилось? — спросила я осторожно.

— Идем во двор, поговорим! — Тон был воинственный. — Ну, ну! — хмуро сказала Песя и оглядела меня так, словно я прячу в кармане слямзенные с ее стола серебряные ложечки. — Говорят, ты обокрала не только Хези, но и Кароля, который вытащил тебя из грязи!

Кровь бросилась мне в лицо. Песя не выбирает выражений, но такую гадость она бы сама не придумала.

— Что тебе наврали и кто это сделал? — спросила я резко.

— Почему же наврали? Абка теперь работает в штабе Кароля. Он приехал, сидит в столовой. Узнал, что ты у нас, и не захотел даже зайти. Весь штаб знает, как ты забрала у Кароля галерею.

— Как я это сделала?

— Шантажом!

— И чем же я Кароля шантажировала?

— Кто тебя знает? У тебя голова — три тома Талмуда, и все — хитрость! Абка сказал, что ты была готова дать за мою картину тысячу долларов, а мне ты дала несколько куколок!

— Ты сама не хотела ее продавать. И Кароль сам просил меня взять его галерею, потому что в биографии кандидата в мэры не должно быть таких зацепок. Я заставлю его рассказать своим бандитам, как все было. Уж поверь мне, я заставлю его заткнуть грязные рты, будь то рот твоего Абки или его дружков.

— Это у моего Абки грязный рот?!

— Как и у тебя. А я пошла! И можешь прислать Абку за своей картиной.

— И куда же ты пойдешь ночью?

— Это тебя не касается! Лишь бы не дышать с тобой одним воздухом!

— А я не хочу забирать картину! Отдай мне тысячу долларов.

— Для того чтобы продать эту картину за такие деньги, надо сильно постараться. А стараться для тебя я не собираюсь. Продавай сама.

— Нет, ты украла мою картину, так верни деньги!

— Я возвращаю якобы украденное. Денег я у тебя не брала. А куколок можешь оставить себе. Кстати, привет тебе от Хайки, с которой ты училась в школе. Она тебя помнит и предупредила меня, чтобы я к тебе близко не подходила.

Песя явно растерялась.

— Я постелю тебе на террасе, — сказала она, помявшись. — Нехорошо, если будут говорить, что я среди ночи выкинула человека на улицу.

— О тебе и не такое говорят. А я не собираюсь оставаться ни на час!

— Тогда подожди, пока я помою мясорубку.

— И ее оставь себе. Вы нашли друг друга. Но запомни — если будешь распространять про меня такие слухи, я заставлю Кароля выгнать твоего Абку вон! За это вранье он у меня разгонит весь свой штаб! Я его шантажировала! Это ж надо! Ах, сволочь!

Только сейчас до меня дошло, что про якобы шантаж рассказал своим людям сам Кароль. И что он мне эту историю с галереей не простит. Вот пройдут выборы, а потом настанет час расплаты. Найдут ли у меня подброшенный людьми Кароля маковый сап или еще что, но мне несдобровать. Ну что ж! Славно, что Абка проболтался Песе, а Песя мне. Что делать дальше, я пока не знала, но бой придется давать и на этом фронте. Господи, что за наваждение такое!

А на что я рассчитывала, связавшись с Каролем? На добрую волю черного подполковника? На его порядочность? Это при той славе, которая за ним идет? Нет уж, действовать необходимо немедленно, пока выборы и пока я могу пригрозить раскрыть некоторые секреты. Это же надо! На человеке клейма негде ставить, его из армии убрали куда подальше, чтобы не пострадала честь мундира, но обвинят все равно не его, а меня. Потому что он родился в Биньямине, а я черт-те где, потому что он — местный герой, а я — галутная козявка.

И тут я вдруг не только поняла, но и почувствовала на своей шкуре, чем стала для моей мамы Сима в белорусских лесах. Спасением, скалой, завесой от дурного мира и залогом если не свободы, то какой-никакой справедливости. Спасением, от которого часто хотелось бежать, но к которому приходилось всякий раз добровольно возвращаться. Мне не хотелось попадать в такую же зависимость к Шуке, но выхода не было. Без его помощи мне с Каролем не справиться.