Гитара или стетоскоп?

— Давай все-таки потолкуем на разумной основе. С одной стороны, тебе предлагают шанс, с другой — у тебя вообще нет никакого. Не болван же ты, чтобы не видеть такой очевидной истины. Если ты попадешь к нам и мы сработаемся, то самое позднее через два года будешь раскатывать на собственных «Жигулях». Допустим, произойдет чудо, и ты поступишь в институт. Какой, думаешь, будет твоя жизнь через два года? А такой, что ты будешь просто сгорать от счастья, если я тебе при встрече бесплатно поставлю кружку-другую пива. Ну, ладно, стал ты наконец врачом, отбухал, разумеется, предварительно пять или сколько там лет, и что потом? Потом будешь изучать дряблые гнилые животы, рассматривать миндалины и прописывать пилюли — и все это не где-нибудь, а в какой-нибудь захудалой больничке мекленбургского захолустья.

— Замолчи ты!

Балтус взбешен. Ведь в том, что говорит Гарри, есть некая логика. Некая. Не некая, а совершенно определенная, та, которую можно вычислить, — в марках, пфеннигах, месяцах, годах.

«А вы не задумывались, в какое положение можете попасть, если вам не удастся стать врачом?» — звучит в ушах Балтуса голос Биррхана.

Но тут его снова возвращает к действительности Гарри:

— Мы как раз отправляемся в турне по приморским курортам, на месяц, потом в отпуск. В сентябре начинаем репетиции, вот тогда и можешь подключиться. Надо бы только получить в музыкальной школе профессиональное удостоверение, но это можно быстро уладить. Ну как, да или нет?

— Да ничего я тебе не скажу, не знаю…

Балтус колеблется. А что, если и вправду ничего не получится с учебой? И кто может дать гарантию, что после одного или двух лет работы санитаром его действительно направят на учебу в институт? А предложение Гарри не химера, и оно ужасно заманчиво, и не только из-за денег.

Гарри напирает, он почувствовал, что Балтус заколебался.

— Ну, остановимся тогда на том, что ты пока не говоришь «нет»…

В это мгновение на кухне появляется Марина.

— Не буду вам мешать, — говорит Гарри, берет гитару и уходит. У самой двери поворачивается и подытоживает: — Итак, ты не сказал «нет», доктор…

— Ты не голоден? Подожди чуть, сейчас что-нибудь приготовлю, — говорит Марина.

— У этого вашего Гарри сдвиг по фазе. Как он у тебя очутился?

— Бербель привела. Что он к тебе пристал?

— Да так, вздор, все вздор, я, собственно, пришел, чтобы поговорить с тобой кое о чем, но при таком вавилоне… Мне надо о многом подумать… Знаешь что, Марина, собери-ка завтра утром все, что тебе необходимо из вещей на две недели, и махнем-ка мы с тобой к Балтийскому морю. Годится?

— Ты сбрендил, Балтус! Завтра утром ровно в шесть перед детсадом будет стоять орава малышей и ждать моего появления. Что ж, мне их просто бросить, чтобы ублажить душу морально надломленного Балтуса? Ты и сам чуточку того!

— Ну придумай что-нибудь, и поедем тогда после обеда, не может быть, чтобы ты не смогла найти какой-нибудь повод.

— Балтус, я не хочу его находить, я не могу сейчас уехать, сейчас пора отпусков, во всем детском саду осталось всего две воспитательницы на двадцать четыре ребенка, а ты хочешь, чтобы я устроила себе каникулы с тобой на Балтийском море, ах, Балтус, Балтус!

Марина целует его, целует так, как целуют своих непутевых детей заботливые матери.

4

На душе у меня примерно так, как у тех одиноких путников в ночи. Сходить, что ли, к моему старику? Почему, собственно, нет? Что, мы с ним ссорились разве, чтобы нельзя было откровенно, по душам поговорить? Нет, ссориться не ссорились!

И что такого, если сын идет к своему отцу и говорит: послушай, отец, я сошел с рельсов, помоги!

А я вот не могу пойти!

Если б он остался тогда с нами, я хочу сказать, если бы он не развелся с матерью, тогда мне, может быть, легче было найти с ним сейчас общий язык. Может быть? Да нет, не может быть, а совершенно определенно, наверняка.

Мы с ним всегда хорошо понимали друг друга. Мы с ним такие дела творили, не всякий отец способен на такие выдумки, на какие горазд был мой отец, а главное — он всегда их вместе со мной осуществлял.

Мне было тогда, наверно, лет шесть, от силы семь, и я, вероятно, только что посмотрел фильм «Остров сокровищ». И тогда, разумеется, мне непременно хотелось отыскать какой-нибудь клад. Все, что можно было перекопать в нашей окрестности, я перерыл как крот. Отец вошел в мое положение. И вот чисто случайно я обнаружил в угольном подвале пожелтевший клочок бумаги, неровно обгоревший по краям, на нем химическим карандашом были обозначены два дерева, между ними — большой камень, а рядом с камнем — красный чернильный крест. Место это неподалеку от гидростанции было мне знакомо. В ближайшее воскресенье мы оба — отец и я — отправились на розыск сокровищ. Отыскали отмеченное на карте место и стали копать. Копали довольно долго, и вот наконец наткнулись на жестяную банку, доверху набитую разноцветными кубиками. Так я стал владельцем клада «Кротовой ямы». И не скоро же я сообразил, что все подстроил отец.