Гипсовый трубач: дубль два

С тех пор вышло около дюжины книг о проницательном паралитике Шкапове. Каждый раз, окончив очередной сюжет, Чердынов-Ализонов честно пытался вернуться к делу своей жизни, но, увы, безуспешно. Сначала выяснилось, что популярному автору неприлично ездить на скромном «пежо» – пришлось брать представительскую иномарку, как говорится, на вырост. Затем они с женой затеяли построить скромную дачку в Дедовске, чтобы, поглядывая на просторную подмосковную зелень, разгадывать в покое кимрские руны. Но положение знаменитого романиста обязывает, и Ализонова с супругой пригласили на скромный пикник, который в своем имении на Николиной горе давал видный олигарх Полтанов. В девяностые годы он создал знаменитый пенсионный фонд «Золотая старость», оказавшийся обычной финансовой пирамидой, куда миллионы доверчивых стариков навсегда зарыли свои денежки. И вот теперь, искупая грех первичного накопления, он раз в год собирал у себя в латифундии популярную творческую интеллигенцию, как известно, падкую на дармовую жратву и выпивку.

Размах увеселений поражал воображение современников. Перед центральной колоннадой была установлена на пьедесталах дюжина брюссельских бронзовых мальчиков, беспрерывно писающих шампанским, шабли, каберне, водкой, граппой, текилой и другими алкогольными струями. Фейерверк затмевал все мыслимые правительственные салюты, а вереница такси, вызванных, чтобы развезти по домам ужравшуюся творческую элиту, растянулась до Горок-10. Все увиденное настолько поразило Машу, еще недавно мывшую троллейбусы, что заложенный фундамент она определила под беседку, а под будущий дом забутила такое основание, что какой-нибудь старинный русский барин, типа Кирилы Петровича Троекурова, только бы заплакал от обиды и тут же помирился со стариком Дубровским. Ализонов вздохнул, отложил руны и сел за новый роман из цикла «Ничего, кроме мозга».

Когда хоромы достроили, выяснилось, что загородный дом без винного погреба с автоматической регулировкой температуры – это не дом, а так себе, извините, коттедж. Потом пришло время отправлять подросшую дочь в Оксфорд, ибо серьезные люди в России детей не учат, это удел патриотически зомбированных аборигенов. Затем вдруг подвернулся миленький этюд Кандинского, похожий на чертеж замысловатого агрегата, раскрашенный яркими детскими красками. Вещь стоила недорого, так как по недосмотру искусствоведов пока еще не попала в аукционные каталоги. Естественно, за все эти траты отдувался бедный паралитик Илларион, раскрывавший одно преступление за другим с неутомимостью фордовского конвейера.

Но тут случилось страшное…

Сашка Блинов все эти годы без отпусков таскал и кантовал китайские тюки на Черкизоне, а в недолгие минуты перекуров, когда его сподвижники забивали козла, он, сидя в уголке, ломал голову над ксерокопией с проклятыми рунами. Коллеги по кантованию прозвали его за это «Кроссвордом». И Сашка разгадал! Помогла ему, как ни странно, профессия рыночного грузчика. Он предположил: а если это – просто объявление, прибитое некогда к воротам древнеарийского рынка? Какое именно объявление? Возможно, такое: не парковать у забора верблюдов, лошадей, ослов и другой транспорт. Шутка! Скорее всего, это было сообщение о правилах оптовой и розничной торговли. В результате круг поиска смыслов сузился, и Блинову, опираясь на расшифрованное много лет назад первое слово, удалось – о чудо! – прочитать загадочные руны. Надпись гласила, что любой торговец, уличенный в манипуляциях с мерами для зерна или подпиливании гирек для весов, будет заживо сварен в кипятке! Конечно, этот текст не оправдал надежд и не пролил свет на сакральные истоки и тайный смысл нашей цивилизации. Впрочем, может, как раз и пролил…

Увидав по телевизору, как полысевший Сашка Блинов, затянутый во фрак и похожий на огромного беременного стрижа, получает из рук шведского монарха нобелевскую медаль, Чердынов впал в неистовство. Со страшным криком «Ненавижу абстракцию!» он серебряным устричным ножом искромсал Кандинского, перебил в доме весь антикварный хрусталь с фарфором и в обсценных выражениях наотрез отказался писать очередной роман про Иллариона. Затем Егор затворился в своем просторном винном подвале с автоматической терморегуляцией и запил по-черному. Дверь он не открывал никому – ни литагентам, ни докторам, ни любимой жене, одетой во все от Версаче. Вот тогда-то издатели забили тревогу и поручили Мотыгину срочно собрать бригаду, чтобы очередной роман из цикла «Ничего, кроме мозга», столь полюбившегося читателям, вышел, как обычно, к Новому году.

– А что за сюжет? – спросил Кокотов, терпеливо выслушав эту жуткую историю.

– О! – ответил Мотыгин и рассказал.