Гипсовый трубач

— Сен-Жон Перс считал безграничность фантазии явным признаком ограниченности ума, — наставительно заметил режиссер и продолжил: — …Итак, всю субботу Пат готовилась к долгожданному счастью: в парикмахерской сделала себе модную прическу под названием «Космическое либидо», посетила знаменитые марсианские термы, где ее в четыре руки массировали и холили, втирая в кожу безумно дорогой крем «Купидерм», который изготавливается из семенных пузырьков млекопитающих стрекоз, обитающих только в труднодоступных районах Венеры. Вечером освеженная девушка приготовила себе торжественный ужин: артишоки, тушенные с имбирем, и варенный в ароматных травах лобстер, живьем доставленный с Земли, где деликатесных членистоногих осталось так мало, что на клешне был оттиснут номер, как на бутылке коллекционного вина. Алкоголь Пат тоже выбрала особый и очень модный: шампанское из крыжовника. Разумеется, то была лишь нелицензионная подделка знаменитого «Вологодского шипучего», производившегося только в северной области России и стоившего сумасшедших денег. На всю эту роскошь вкупе с услугами фирмы «Лавдриминтернешнл» у нее ушли без остатка пятилетние сбережения. Но Пат не жалела. Нет! Разве можно было прикоснуться к сексуальной тайне великой Мерилин, съев обычную галету из прессованных водорослей и выпив стакан дистиллированной воды, выпаренной из коллективной урины? Нет, и еще раз нет! С аппетитом поужинав, Пат приняла освежающий душ, который надо было заказывать за неделю, и легла на ложе, застеленное новыми шелковыми простынями, алыми, как паруса дурочки Ассоль, про которую Пат когда-то прочла в «Энциклопедии женских чудачеств». И вот, в сладкой истоме закрыв глаза, она затаила дыхание и вставила заветный чип…

— Куда вставила? — машинально спросил автор «Полыньи счастья», внимательно слушавший и живо воображавший описываемые события.

— Какая разница, куда! — вскипел Жарынин.

— Ну а все-таки?

— Если бы вы вчера не удрали из моего номера, как кастрированный марал, то не задавали бы сейчас этот дурацкий вопрос!

— Я не удрал, а не пожелал участвовать в вашем животном мероприятии! — отчетливо и сурово произнес Андрей Львович, но голос его при этом дрогнул, как у диктора, объявляющего начало войны. — Вы обязаны были меня предупредить!

— Господи, да откуда же я знал, что у Аннабель Ли, настучавшей десяток эротических романов, банальная вагинофобия!

— Нет у меня никакой вагинофобии! — вскочил, заорав, возмущенный Кокотов, чем вызвал неподдельный интерес тружениц пищеблока.

— Тише, тише! Сядьте! Допустим, нет. Но сексуальные проблемы явно есть! Я же хотел помочь! А внезапность, как сказал Сен-Жон Перс, — это скальпель психотерапевта.

— Нет у меня никаких проблем! И не надо мне помогать! Вы не врач! Идите к черту с вашим скальпелем! — прошипел, садясь, писатель. — Я согласился сочинять сценарий, а не развратничать!

— Андрей Львович, помилуйте! Ночь с двумя одинокими бухгалтершами — это не разврат, это акт благотворительности!

— Вот и благотворите один! Я вам соавтор, а не… а не… не соактор!

— Как вы сказали? — Режиссер даже замер от неожиданности. — Соактор? Неплохо! Я в вас не ошибся. Человек вы способный, но характер у вас, знаете ли…

— Нормальный у меня характер…

Некоторое время соавторы сидели молча, звонко размешивая сахар в граненых стаканах, наполненных жидкостью, напоминающей по цвету чай.

— …Ну — вставила. И что же? — первым не выдержал Кокотов, у которого от удачно придуманного словца улучшилось настроение.

— Продолжать? — деланно удивился Жарынин.

— Продолжайте… — полуразрешил-полупопросил писатель.

— Продолжаю. Пат проснулась наутро разбитая, обманутая, несчастная. От поддельной шипучки у нее разыгралась изжога, а от глубокого женского разочарования ломило все тело. Мерзавка Мерилин оказалась абсолютно, непробиваемо, фантастически фригидной — холодной, как лед для коктейля. Кроме того, она страдала хроническим хламидиозом, который в ее пору не умели диагностировать и который дает мучительные, тягучие боли в паху и суставах, а также рези в уретре. Пат вынула с отвращением подлый чип, в бешенстве спустила его в унитаз и выпила из горлышка полбутылки виски, чтобы, отключившись хоть на миг, забыть об этом дорогостоящем разочаровании. В понедельник она, злая как собака, пришла на работу, в хлам поссорилась со своим бойфрендом и в ярости сломала кульман…

— Какой кульман?

— Ах, да… Ну какая, в сущности, разница, что ломать, если сломана мечта! Пат решила, что через пять лет, когда снова накопит денег, она закажет себе оргазм знаменитого чикагского маньяка Билла Бронса, убивавшего пышногрудых блондинок, похожих на Мерилин, и казненного на электрическом стуле незадолго до воссоединения южных американских штатов с Мексикой и замены смертной казни кастрацией…

— И это все?

— Все.

— Простоватая концовка, — ехидно вздохнул Кокотов.

— И вы ее, конечно, предвидели?

— Разумеется! — соврал автор «Кентавра желаний».

— Тогда предложите другую, коллега! — с некоторой обидой отозвался Жарынин.