Я вернулся к подоконнику. Взял пепельницу. Внутри окурки и обгорелые спички. Эпоха зажигалок еще не настала. Показал Наварской.
— Хочешь выбрать, какую зажечь?
Девушка состроила гримаску отвращения.
— Да я даже прикасаться к ним не буду. Что за фокус такой?
Согласен, не совсем эстетик. Но что поделать. Работаем с тем, что есть.
— Тогда покажи пальчиком, — сказал я. — Какую спичку зажечь?
Собственно, выбора немного. Уцелели только пара спичек. Остальные сломаны. Наварская подумала. Коснулась ноготком одной.
— Вот эту.
Отлично. То, что нужно. Хотя, я был готов к любому варианту.
— Ну, что же, — я взял спичку. — Давай попробуем. Ну-ка, что тут у нас?
Опустил пепельницу. Взял спичечный коробок. Попробовал раз. Другой. Спичка не зажглась.
Наварская потеряла интерес.
— Что-то ты расклеился, Ян. Потерял хватку. Я думала, у тебя интересный фокус. Иди уже. Тебя ждут на совещании.
Я чиркнул еще раз. Спичка зажглась. Показался огонек. Обгорелая спичка обрела новую жизнь. И тут же погибла.
Наварская сидела с круглыми глазами. Забыла о машинке.
— Но как? Как ты это сделал? — спросила она. — Как такое возможно?
Я улыбнулся. Хорошо показывать фокусы доверчивым людям. У них неподдельное изумление.
— Это магия, Лидочка. Самая настоящая магия. Когда прочитаешь «Капитал» пять раз и выучишь наизусть, ты тоже так сможешь. Ты станешь всемогущей.
Наварская схватила меня за руку.
— Ян, ну скажи, как ты это сделал? Я же умру от любопытства.
Я осторожно освободился. Если войдет Терехов, он меня убьет, если увидит такое.
— Покажу еще раз, — сказал я. — Но в последний. Смотри внимательно.
Я взял из пепельницы вторую обгорелую спичку. Поднес к коробку. Быстро чиркнул. И зажег.
— Но как? — снова закричала Наварская. — Как ты это сделал?
Спичка снова догорела. Я бросил ее в пепельницу.
Дверь отворилась. Вошла Белокрылова. Красная от ярости.
— Ты где ходишь, Климов? Тебя все там ждут наверху. Ну-ка, быстро пошли.
И утащила меня с собой. На совещание. Когда я выходил, обернулся. Наварская отчаянно смотрела на меня. Потом на пепельницу. Не могла понять, что случилось.
Впрочем, секрет прост. Я заранее подготовил две спички. Обстругал по краям. Чтобы стали потоньше. Покрасил сапожным кремом.
И вуаля. Осталось только подбросить в пепельницу. И быстро сломать другие обгорелые спички. Настоящие. Чтобы зрительница не выбрала их. А выбрала только мои.
Вот и все.
А теперь мне предстояло показать другие фокусы. На важном совещании.
Уже войдя в громадный кабинет Хвалыгина, начальника всея УВД, я знал, о чем будет речь.
С нас тоже будут снимать стружку. Ругать за то, что нет результатов. У наших советских менеджеров считается, что результатов нет, потому что подчиненные не поднимают задницу. С насиженного места.
Поэтому им надо дать хороший пинок. В эту самую задницу. И только после этого они начинают шевелиться. Хм, возможно, слишком упрощенно. Но во многом, так и есть.
— Ну вот, явился, — протянул Хвалыгин. Он сидел во главе длинного стола для совещаний. Остальные участники следственной группы сидели тут же. Вокруг стола. — Не запылился. Прикатил из Югославии. Даже не зашел поздороваться. Занят, наверное, был?
Начало не очень обнадеживающее. Хвалыгин явно решил начать с меня. Подумал, что я хороший карандаш. Чтобы снять стружку.
— Да, было дело, — я не стал стоять посреди комнаты. Как набедокуривший школьник. Тоже прошел к столу. Сел на свободный стул. Позвал Белокрылову. — Аня, ты чего там застряла? Прыгай сюда. Рядом.
Хвалыгин сдержался. Не стал орать. Я ведь не подчиненный. К тому же, он помнил, что криком меня не возьмешь. И здесь сидят люди из гэбэ. И прокуратуры. А при них лучше вести себя прилично.
Я сидел и пристально глядел на него. Чтобы показать, что стружки с меня снять не получится. Я не из дерева, а из железа.
— Да, присаживайтесь, Анна Николаевна, — подтвердил Хвалыгин. Чтобы последнее слово осталось за ним. И он сохранил лицо. — Продолжим. На чем мы там остановились?
Белокрылова робко села рядом со мной. Она не обладала моим иммунитетом. И в присутствии начальства становилась тихой мышкой.
— Мы рассказали, что предварительные результаты следствия завели в тупик, — сказал Каверзин. — Тщательная проверка обстоятельств гибели свидетелей по делу Гуляева ни к чему не привела. Как это ни прискорбно, они погибли случайно. Трагическое происшествие.
Ага, как же. Он что, серьезно? Тут же невооруженным глазом видно вмешательство. Извне.
— Трагическая случайность? — насмешливо переспросил я. — Прямо, когда мы решили снова их опросить? С использованием гипноза? Чтобы вскрыть блокировку памяти? Вы уверены, коллега?
Я специально хотел вывести его из себя. Перетянуть одеяло.
И у меня получилось. Каверзин и так не очень жаловал меня. А теперь и вовсе взорвался. Когда я его перебил.
— Это заключение специалиста, — сказал он, глядя на меня. Оперся о стол руками. — Не чета вам. Профессионального следователя. И я клоунам не коллега. Шли бы вы, уважаемый, в цирк. Там ваше место.
Я продолжал улыбаться. Иногда бюрократы несут полную чепуху. И свято верят в нее.