– Идем, – тихо и невнятно сказала женщина лабрадору, – идем. Пойдем поищем? Пойдем поищем?
Эрик вышел следом за ними, спустился по ступенькам и пошел вокруг дома. Черная собака бегала взад-вперед среди зарослей травы, обнюхала бочку, воду в которой схватило прозрачным ледком, рыскала вокруг старых фруктовых деревьев. Небо было темное, пасмурное. Эрик увидел, что сосед зажег на дереве разноцветную гирлянду. Холодно. Полицейские забрались в свою машину. Йона шел рядом с женщиной с собакой, время от времени указывая, где искать. Эрик последовал за ними, на задний двор. В глубине сада он увидел холмик и внезапно узнал его. Это место с фотографии, подумал он. Фотографии, которую Аида послала Беньямину перед тем, как он пропал. Эрику стало тяжело дышать. Собака обнюхала компост, подошла к холмику, обнюхала его, засопела, обежала вокруг, обнюхала низкий кустарник и коричневый забор, вернулась, пробежала до корзины для листьев, потом заинтересовалась садиком с травами. Тонкие палочки с мешочками семян сообщали, что растет на той или иной грядке. Черный лабрадор беспокойно заскулил и улегся прямо посреди маленького поля. Плашмя на мокрую мягкую землю. От возбуждения собака вздрагивала всем телом; кинолог, с печальным лицом, похвалила ее. Йона резко повернулся и подбежал к Эрику, не пуская его на поле. Эрик не понимал, что он кричит и что пытается сделать, но комиссар увел его с поля и вообще из сада.
– Я должен узнать, – дрожащим голосом сказал Эрик.
Йона кивнул и тихо ответил:
– Собака нашла в земле труп человека.
Эрик опустился на тротуар возле распределительного ящика, у него отнялись руки, ноги, все тело; он увидел, как полицейские вылезают из машины с лопатами, и закрыл глаза.
Эрик Мария Барк сидел один в машине комиссара и посматривал на Теннисвэген. Черные кроны деревьев загораживали свет висячих фонарей. Черные растопыренные ветви на фоне темного зимнего неба. Эрик что-то прошептал себе, вышел из машины, перешагнул через пластиковую ленту и пошел вокруг дома по высокой мерзлой траве. Йона стоял и смотрел на полицейских с лопатами. Все маленькое поле было вырыто. Теперь оно стало большой прямоугольной дырой. На куске полиэтилена лежали истлевшие лохмотья и осколки костей. Лопаты продолжали стучать; металл ударился о камень, полицейские прекратили копать и распрямились. Подошел Эрик – тяжело ступая, словно против воли. Йона повернулся к нему и широко улыбнулся. На его лице была усталость.
– Что там? – прошептал Эрик.
Йона пошел к нему навстречу, поймал его взгляд и сказал:
– Это не Беньямин.
– Кто это?
– Тело пролежало не меньше десяти лет.
– Ребенок?
– Лет пяти, – ответил Йона и передернул плечами.
– Значит, у Лидии все-таки был сын, – вполголоса сказал Эрик.
Глава 46
Валил мокрый снег; собака носилась туда-сюда по площадке перед управлением. Она громко лаяла под снегопадом, радостно вертелась среди снежинок, щелкала зубами и встряхивалась. При виде собаки у Эрика сжалось сердце. Он понял, что забыл, как это – просто существовать. Забыл, как это – не думать непрерывно о жизни без Беньямина.
Ему было плохо, руки тряслись от абстиненции. Он уже почти сутки не принимал таблеток и совсем не спал ночью.
Подходя к широкому входу в управление, Эрик подумал о старых тканях, которые Симоне как-то показывала ему на выставке женского рукоделия. Они были словно небо в такие вот дни: пасмурные, плотные, мохнато-серые.
Симоне стояла в коридоре перед комнатой для допросов. Увидев Эрика, она пошла ему навстречу и взяла за руки. Почему-то он испытал благодарность за этот жест. Симоне была бледна и сосредоточенна.
– Тебе не обязательно присутствовать, – прошептала она.
– Кеннет сказал, ты хотела, чтобы я пришел.
Симоне еле заметно кивнула.
– Я только…
Она замолчала и тихо кашлянула.
– Я злилась на тебя, – твердо сказала она.
Глаза у нее были мокрые, красные.
– Я знаю.
– Ты же вечно глотал свои таблетки, – язвительно добавила Симоне.
– Глотал.
Симоне отвернулась и стала смотреть в окно. Эрик видел, какая она худенькая, как крепко обняла себя за плечи. По ее коже побежали мурашки – из вентиляции под окном дул холодный воздух. Двери комнаты для допросов открылись, и крупная женщина в полицейской форме тихо позвала их:
– Заходите, пожалуйста.
Женщина мягко улыбнулась розовыми блестящими губами и представилась:
– Меня зовут Анья Ларссон. Я буду снимать свидетельские показания.
Женщина протянула им ухоженную округлую руку. Длинные ногти накрашены красным лаком, кончики блестят.
– Это для рождественского настроения, – радостно объяснила она свой маникюр.
– Очень красиво, – рассеянно похвалила Симоне.
Йона Линна уже сидел в комнате. Пиджак висел на спинке стула. Светлые волосы торчали во все стороны и казались немытыми. Он не побрился. Когда Симоне и Эрик сели напротив него, он серьезно и задумчиво глянул на Эрика.