— Да? — Скажи это кто-нибудь другой, я бы тут же встала и ушла. — Кого же?
— Одну... женщину, которую я когда-то знал. Очень давно. — Он потер пальцами лоб, будто почувствовал внезапную усталость или головокружение.
— Как ее звали?
— Фанни. — Это имя он произнес почти шепотом.
Я поняла, о ком он говорит. У Джона Китса была невеста по имени Фанни. История их любви — сплошные романтические терзания. Бедный поэт чуть с ума не сошел. Умирая в Италии (в полном одиночестве, если не считать случайного попутчика), чувствуя себя покинутым всеми — и друзьями, и возлюбленной, — он просил положить в могилу ее локон и нераспечатанные письма.
До этой недели я ни разу не слышала о Джоне Китсе. А всю эту чепуху выяснила через комлог.
— Так что же вы делаете в библиотеке? — спросила я.
Кибрид кашлянул.
— Изучаю одну поэму. Ищу фрагменты оригинала.
— Поэмы Китса?
— Да.
— Не проще ли запросить ее напрямую?
— Да, конечно. Но мне это очень важно — увидеть оригинал... подержать его в руках.
Я задумалась.
— И о чем эта поэма?
Он улыбнулся — или по крайней мере его губы сложились в улыбку, хотя светло-карие глаза глядели тревожно.
— Она называется «Гиперион». Трудно объяснить... о чем она. Думаю, то была художественная неудача. Китс ее так и не закончил.
Я отодвинула в сторону тарелку и принялась за теплый чай.
— Вы говорите, что Китс ее не закончил. То есть вы ее не закончили.
На его лице отразилось глубочайшее изумление. (Правда, ИскИны, насколько мне известно, прекрасные актеры.)
— Боже милостивый, — воскликнул он. — Я не Джон Китс! Да, у меня его внешность. Ее тоже восстановили. Но это делает меня Китсом не в большей степени, чем ваше имя — Ламия — превращает вас в чудовище. От этого несчастного и печального гения меня отличают миллионы деталей.
— Вы сказали, что я напомнила вам Фанни.
— Не более чем эхо ушедшего сна. Вас ведь обучали посредством трансплантации РНК?
— Да.
— Здесь нечто подобное. Воспоминания, которые кажутся... полыми.
Официант-человек принес пирожные «фортуна».
— У вас никогда не возникало желания посетить настоящий Гиперион? — спросила я.
— А что это такое?
— Планета на Окраине. По-моему, где-то за Парвати.
Джонни выглядел озадаченным. Он разломил пирожное, но читать записку не стал.
— По-моему, это место называли Миром Поэтов, — сказала я. — Там даже есть город, названный вашим именем — Китс.
Юноша отрицательно покачал головой.
— К сожалению, ничего об этом не слышал.
— Быть не может. Неужели ИскИны знают не все?
Он коротко и резко рассмеялся.
— Есть один, который не знает почти ничего. — Тут он развернул бумажку с «фортуной» и прочитал: — «Остерегайтесь внезапных порывов».
Я скрестила руки.
— Знаете что? Если не считать того фокуса, когда вы показали мне голограмму управляющего банком, нет никаких доказательств, что вы действительно тот, за кого себя выдаете.
— Дайте мне руку.
— Руку?
— Да, любую. Благодарю вас.
Джонни сжал ладонями мою правую руку. Его пальцы были длиннее моих. Мои — сильнее.
— Закройте глаза, — приказал он.
Я закрыла. Все произошло мгновенно: секунду назад я сидела в «Голубом Лотосе» на улице Красного Дракона, а сейчас очутилась... нигде. Или где-то. Я неслась сквозь серо-голубое киберпространство над хромово-желтыми информационными автострадами. Я пролетала сквозь огромные, сияющие огнями города хранилищ информации. Мелькали ярко-алые небоскребы в черной ледяной скорлупе защиты. Личные счета и архивы фирм полыхали во тьме, как доменные печи. И надо всем этим, где-то за гранью ощутимого, висели в перекрученном пространстве огромные массы ИскИнов. Их базисные линии связи пульсировали над бесконечным горизонтом, словно зарницы. И откуда-то издалека, сквозь этот переливающийся, как неоновая вывеска, мир (а ведь то был всего лишь секундный срез инфосферы одной небольшой планетки!) смотрели на меня его светло-карие глаза. Я даже не видела — чувствовала их ласковый, ожидающий взгляд.
Джонни отпустил мою руку. Потом разломил мое пирожное, достал бумажку и прочел:
— «В новое дело надо вкладывать с умом».
— Боже, — прошептала я. В свое время ВВ брал меня «полетать» в киберпространстве. Но то подключение без шунта было лишь жалким подобием нынешнего полета. Сейчас я любовалась фейерверком в ночном небе. А тогда — разглядывала тот же фейерверк, но на черно-белой голограмме. — Как вам это удается?
— Завтра, насколько я понимаю, особых успехов не предвидится? — спросил он.
Я овладела собой и ответила:
— Завтра я намерена закончить дело.
Ну, допустим, не закончить, но уж по крайней мере сдвинуть с места. Судя по копии кредитной карточки, последний раз Джонни платил в баре на Возрождении-Вектор. Я проверила его в первый же день, поговорила с постоянными посетителями (бармена-человека там не было). Никто из них Джонни не помнил. Я заходила туда еще дважды, но с тем же результатом. На третий день я отправилась в бар с твердым решением: не уходить, пока хоть что-нибудь не прояснится.