Немного отдышавшись, полковник мрачно улыбнулся:
— Мне не хотелось дожидаться возвращения вагона. Там автоблокировка. Если с оператором что-нибудь случится, механизм останавливается. Пришлось придавить рычаг мешком песка.
Мартин Силен указал на быстро приближающуюся мачту опоры, над которой, как потолок, висело облако. Трос, казалось, уходил в пустоту.
— Сдается мне, мы уже пересекаем хребет, хотим мы того или нет.
— А сколько времени займет дорога? — спросил Хойт.
— Часов двенадцать. Может, чуть меньше. Операторам иногда приходится останавливать вагоны — если ветер слишком сильный или трос обледенеет.
— Теперь мы уже не остановимся, — сказал Кассад.
— Если только трос не порвется, — заметил поэт. — Или мы на что-нибудь не налетим.
— Заткнись, — оборвала его Ламия. — И вообще не пора ли нам пообедать?
— Смотрите! — позвал Консул.
Все подошли к передним окнам. Вагон уже поднялся на сто метров над бурым склоном. Предгорья остались где-то позади. Далеко внизу виднелась платформа. Паломники в последний раз окинули взглядом станцию, покинутые лачуги Приюта Паломников и неподвижный ветровоз.
Затем снег и плотные облака поглотили их.
Разумеется, кухни в привычном смысле слова в вагоне не было. Однако в заднем отделении обнаружились холодильник и микроволновая печь. Из мяса и овощей, позаимствованных на камбузе ветровоза, Ламия и Вайнтрауб соорудили вполне сносное жаркое. У Мартина Силена нашлось и вино (несколько бутылок он прихватил еще с «Бенареса», остальными разжился на ветровозе). К жаркому он открыл гиперионское бургундское.
Паломники почти покончили с обедом, когда мрак, словно облепивший окна вагона, начал понемногу рассеиваться. Вскоре стало совсем светло. Консул обернулся к окну, и в этот момент выглянуло солнце, залив весь вагон каким-то потусторонним золотым светом.
Все разом вздохнули. Уже несколько часов как стемнело, но едва вагон всплыл над морем облаков, из которого, подобно островам, поднимались горные вершины, как паломники вновь оказались в царстве заката. Небо Гипериона из дневного блекло-голубого стало бездонно-лазурным. Красно-золотистое светило зажгло башни облаков и покрытые льдом горные вершины. Консул огляделся. Лица его спутников, которые еще минуту назад в полумраке вагона казались серыми пятнами, теперь тоже омывало щедрое золотое сияние.
Мартин Силен поднял бокал:
— Ну, с Богом!
Консул посмотрел вперед. Массивный трос казался отсюда не толще нитки, а чуть подальше его и вовсе было не разглядеть. В нескольких километрах, на вершине горы, искрилась золотом следующая опорная мачта.
— Дорогу поддерживают сто девяносто две опоры, — произнес Мартин Силен голосом экскурсовода. — Они изготовлены из сверхпрочного карбодюраля и имеют восемьдесят три метра в высоту.
— Мы, должно быть, очень высоко, — негромко сказала Ламия Брон.
— Самая высокая точка этой подвесной дороги, общая протяженность которой составляет девяносто шесть километров, находится над вершиной горы Драйден, пятой в горной системе Уздечки; ее высота девять тысяч двести сорок шесть метров над уровнем моря, — продолжал Силен.
Полковник Кассад посмотрел по сторонам:
— А в вагоне давление нормальное. Несколько минут назад сработало реле.
— Смотрите! — воскликнула Ламия.
В течение долгой минуты солнце лежало на облачном горизонте. Теперь оно опустилось ниже, и тучи словно вспыхнули изнутри. Весь западный край мира заполыхал многоцветием красок. Снежные карнизы и ледники на западных склонах, нависавшие над подвесной дорогой, все еще горели отраженным светом, но на темнеющем небосводе уже проступали самые яркие звезды. В вагоне царил розовый полумрак.
Консул повернулся к Ламии Брон.
— Почему бы вам не рассказать свою историю прямо сейчас? Нам ведь надо выспаться перед прибытием в Башню.
Ламия допила остатки вина.
— А вы-то сами хотите ее услышать?
Все закивали. Только Мартин Силен пожал плечами, выражая полнейшее равнодушие.
— Хорошо. — Ламия Брон отставила в сторону пустой стакан, уселась на скамейку, подобрала под себя ноги и, опершись локтями о колени, начала свой рассказ.
История детектива: Долгое прости
Я сразу поняла, что это дело будет особое, — с той самой секунды, как он вошел в мой кабинет. Он был красив. Не изнеженный или смазливый, как иные модели или телезвезды. Нет, он был просто... красив.
Ростом он был невелик, не выше меня, а я родилась и выросла на Лузусе, где гравитация на треть больше стандартной. Но я сразу же поняла, что мой посетитель не с Лузуса, ибо сложен он был по меркам Сети весьма пропорционально — стройный, худощавый атлет. Лицо — сама целеустремленность: низкие брови, острые скулы, прямой нос, твердый подбородок и широкий рот (чувственный и упрямый одновременно). Большие карие глаза. На вид ему было около тридцати стандартных.
Ясное дело, в тот момент, когда он вошел, я не задавалась целью составить полный реестр его личных качеств. Первое, что я подумала тогда: «Неужели клиент?» А вторая мысль: «Ну, красив, мерзавец!»
— Госпожа Брон?
— Да, это я.