Гиперборейская чума

Друзья пережили старшего сержанта меньше чем на минуту. Страшный пижон, упав на четвереньки, подкатился под Ситяева и, пока тот летел мордой на асфальт и потом вставал, дотянулся носком туфли до Викулова, до самого нежного места — а когда Викулов согнулся, ткнул его открытой ладонью в темя — вроде бы тихонечко… Викулов сломался сразу весь и упал так мягко, как будто в нем вообще не осталось костей. Кирдяшкин, хороший драчун и чемпион роты по рукопашному бою, успел принять стойку и даже нанести удар — но противник легко ускользнул и оказался совсем рядом — Кирдяшкин внезапно оцепенел: в упор на него — и сквозь него — смотрели нечеловеческие глаза: без радужки, красноватый, в сетке сосудов, белок — и провал зрачка… Страшный этот нечеловек мягко и требовательно положил руку на грудь Кирдяшкину — и сердце его, дернувшись раза два, остановилось. Но Кирдяшкин еще стоял несколько секунд на ногах и меркнущим взором видел, как убивший его нечеловек медленно подходит к окровавленному лейтенанту, что-то делает с ним, — лейтенант резко подогнул ноги и раскинул руки, словно собрался пройтись вприсядку, — а потом хлещет лейтенанта наотмашь расслабленной кистью — и идет дальше, к машине, в которую вталкивают и втаскивают ту высокую девушку, а ее кавалер стоит на четвереньках и блюет на тротуар, а голова лейтенанта как-то странно запрокидывается — и вдруг из горла вверх бьет высокая черная струя. Потом — почти в полной темноте — машина трогается с места, кавалер, цепляясь за что-то, волочится следом, а на повороте катится куда-то, но куда — Кирдяшкин не видит, потому что самого его уже нет…

Из записок доктора Ивана Стрельцова

Помню боль, помню дикую ярость. Помню узкое надменное лицо шамана. Потом — оцепление, сирены, допросы… Выручили, конечно, Альберт и Коломиец. Альберту верили, Коломиец вообще был живой легендой. У него похитили племянницу — этого было в общем-то достаточно для снятия с нас всяческих подозрений.

Уже потом, пробиваясь сквозь туман, я решил, что с нами тогда разговаривал настоящий следак-фанатик, не из тех обыкновенных, для которых предел амбиций — передать дело в суд и которые судорожно стараются не расширить, не дай Бог, створ захвата… я их не виню, я все понимаю, но все же…

От него мы и услышали о сражении между неизвестными бандитами и нигерийскими торговцами наркотиками. Почерк убийств очень схож: вероятно, орудовал один и тот же преступник.

Следак этот… как же его звали? забыл… сопоставил многое: «Лаокоон», гибель Скачка, Сильвестра, пожар на даче у Молоковского шоссе с многочисленными жертвами, эту разборку, привлечение Криса на поиск чего-то настолько секретного, что всей московской прокуратуре просто покрутили пальцем у виска: вы что, парни?.. Во всяком случае, у следака хватило мозгов хотя бы на то, чтобы сказать: здесь что-то нечисто. И не просто нечисто. А с каким-то хитрым подвывертом…

Но это я все вспомнил и сообразил потом, тогда же — лишь что-то отвечал: машинально, односложно.

Поздно ночью нас как бы оставили в покое. Нинка-Впотьмах произвела беглый осмотр окрестностей и сказала, что оставлено по крайней мере три поста наблюдения.

К телефонам нашим тоже подключились — ясно, взят заложник, похитители будут требовать выкуп или что там еще… на этот счет у нас не было ни малейших иллюзий.

Крис заперся в своей комнате и никого не пускал. Оттуда доносились скрежещущие звуки.

А под утро он поднял меня с дивана, где я сидел в нелепом оцепенении, и поволок за собой. Пол в кухне был разворочен, зияла черная щель. Из щели несло, как из старой могилы.

— Быстрей, — сказал Крис.

Я спустился. Мелькали фонарные пятна.

— Можно пролезть. — Я узнал голос Коломийца. — Грицько уже там.

— Да, Женя, — отозвался Крис. — Иди тоже, подгоняйте машину. Барон, посветите сюда… Ага. А где большая сумка? Вот, нашел…

— Куда мы? — просил я.

— Я их засек. Они опять кого-то зарезали. Совсем недалеко.

Я так и не понял, куда мы приехали. Было еще темно. Часа четыре. Забор, раскрытые ворота, низкие крыши, стоящие прямо на земле, одинокий фонарь вдали. Пахло все той же старой разрытой могилой. И тянуло холодом — не обычным предутренним, а подземным.

— Поздно, — сказал Крис. — Уже никого… Мы бежали куда-то вниз, потом по какому-то коридору из низких дощатых стен, достающих едва ли до плеч, потом еще вниз, в короткий бетонный бокс. Покойник еще покачивался. Душно воняло кровью.

— Не успели, — повторил Крис. — Ну… В голосе его было что-то отчаянное. Казалось, он на что-то решается.

— Ждите меня здесь!

Мы остались: оба Коломийца, барон и я. Только сейчас я понял, что мы вооружены до зубов, — и вспомнил, как и когда распределяли оружие. В частности, у Коломийца был тот зловещий гипнотизирующий чемоданчик, а у меня — трофейный ященковский пистолет с теми самыми пулями и маленький магнитофон с кассетой, где записано заклинание, ненадолго поднимающее и позволяющее допрашивать мертвецов…

Здесь мы собирались драться всерьез — но не успели.

Совсем немного не успели.

Вернулся Крис. С саксофоном в руках.