Гимн Лейбовицу

Две недели голодания взяли свое. Через пару миль он стал шататься, а когда до аббатства оставалась почти миля, он потерял сознание и упал на обочину. Вечером его на обратном пути обнаружил отец Чероки. Священник быстро спешился и стал обмывать лицо юноши – до тех пор пока постепенно не привел его в чувство. До того Чероки встретил ослов, груженных припасами, и выслушал рассказ Финго, подтверждавший находку брата Фрэнсиса. Чероки не верил в то, что Фрэнсис обнаружил нечто важное, однако теперь он сожалел о том, что был нетерпелив с мальчиком. Заметив ящик и наполовину высыпавшееся из него содержимое и мельком взглянув на записку на крышке, Чероки решил, что бредовые речи мальчика – скорее плод романтического воображения, чем сознания, охваченного безумием или лихорадкой. Священник не спускался в крипту и не изучал содержимое ящика, тем не менее ему стало ясно: мальчик неправильно интерпретировал действительно произошедшие события, а не исповедовался в галлюцинациях.

– Закончишь свою исповедь, как только мы вернемся, – мягко сказал он послушнику, помогая ему сесть позади себя на кобылу. – Пожалуй, я смогу отпустить тебе грехи, если ты не будешь настаивать на том, что получаешь личные послания от святых. Ну, согласен?

Брат Фрэнсис в тот момент был слишком слаб, чтобы на чем-либо настаивать.

4

– Ты поступил правильно, – наконец буркнул аббат, уже минут пять медленно расхаживая по кабинету. Он хмурился, и его круглое крестьянское лицо прорезали глубокие морщины. Брат Чероки нервно застыл на краешке стула. С тех пор как Чероки вошел в комнату, повинуясь приказу своего господина, ни тот, ни другой не произнесли ни слова, и поэтому когда аббат Аркос наконец нарушил молчание, Чероки слегка вздрогнул.

– Ты поступил правильно, – повторил аббат.

Близилась полночь, и Аркос собирался отдохнуть пару часов перед полунощницей и заутреней. Все еще мокрый и взъерошенный после недавнего купания в бочке, он напоминал Чероки медведя-оборотня, который не полностью превратился в человека. На нем был халат из шкуры койота, а единственным символом чина служил лишь крест, наполовину погрузившийся в черную шерсть на груди Аркоса и сверкавший в свете свечей каждый раз, когда аббат поворачивался к столу. Мокрые волосы упали на лоб, и сейчас он – с торчащей вперед бородкой, в шкуре койота – выглядел не как священник, а скорее как вождь воинственного племени, еле сдерживающий ярость после недавнего боя. Отец Чероки, предки которого были баронами из Денвера, обычно общался с должностными лицами, соблюдая все формальности, и проявлял уважение к символу власти, стараясь не видеть человека, который этим символом обладал. В этом отношении он следовал многовековой придворной традиции. Таким образом, отец Чероки всегда поддерживал теплые отношения с перстнем и наперсным крестом, с должностью своего аббата, но самого Аркоса, как человека, старался не замечать. В данных обстоятельствах сделать это было довольно трудно – преподобный аббат только что принял ванну и разгуливал по кабинету босым. Очевидно, он недавно подрезал себе мозоль и слишком увлекся – один большой палец был покрыт кровью. Чероки пытался не смотреть на него, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ты ведь знаешь, о чем я? – нетерпеливо сказал Аркос.

Чероки помедлил с ответом.

– Преподобный отец, вы не могли бы уточнить – на тот случай, если это связано с тем, что я мог узнать только из исповеди.

– А? Ой! Черт меня побери! В самом деле, ты же слушал его исповедь. Я начисто об этом забыл. Ну так заставь его снова тебе все рассказать, чтобы ты сам уже мог говорить – хотя, видит бог, об этом уже трезвонит все аббатство. Нет, прямо сейчас к нему не иди. Я скажу, когда надо. И не отвечай на вопросы, которые защищены тайной исповеди. Ты видел? – Аббат Аркос махнул в сторону стола, на котором лежало содержимое ящика Фрэнсиса.

Чероки кивнул.

– Он уронил его у дороги, когда упал. Я помог все это собрать, но внимательно не разглядывал.

– То есть он тебе сказал, что это такое?

Отец Чероки отвел глаза.

– Ладно, ладно, – прорычал аббат, – не важно, что он об этом думает. Просто посмотри на все это как следует и скажи, что думаешь ты.

Чероки склонился над столом, тщательно изучил бумаги, одну за другой. Аббат тем временем шагал по комнате и разговаривал – не только со священником, но и сам с собой.