Гимн Лейбовицу

Джошуа снова взглянул на утреннее звездное небо. Там рая не будет, говорили они. И все-таки там уже были люди. Они смотрели на чужие солнца в чужих небесах, дышали чужим воздухом и в поте лица своего возделывали чужие земли – на планетах с ледяной экваториальной тундрой, на планетах с укутанными паром арктическими джунглями, возможно, немного похожих на Землю, достаточно похожих, чтобы мог жить человек. Их была всего лишь горстка, этих небесных колонистов вида Homo loquax nonnumquam sapien[108], в немногочисленных колониях, которые до сих пор получали крохи помощи от Земли, а теперь вообще ее лишатся в своих новых не-Эдемах, совсем далеких от Рая. Возможно, к счастью для них. Чем ближе люди подходили к созданию Рая, тем более строгими они становились, тем больше требовали – и от него, и от себя. Они создали сад удовольствий и, пока он набирал мощь и красоту, становились все более несчастными – ведь теперь было легче заметить, что в саду чего-то не хватает, какого-то дерева или куста, которые никак не желали в нем расти. Когда мир погрязал в нищете и убогости, можно было мечтать о совершенстве и стремиться к нему. Но когда мир озарили благоденствие и разум, он начал чувствовать узость игольного ушка и уже не желал мечтать и стремиться. А теперь они вновь намерены его уничтожить – этот культивированный сад на Земле, вновь разорвать его на части, чтобы Человек вновь обрел надежду в кромешной тьме?

И все же Реликвии улетят на корабле! Проклятие?.. Discede, Seductor informis![109] Это не проклятие, а знание, – если человек не обратит его во зло, как обратил во зло накануне огонь…

«Почему я должен лететь, Господи? – подумал он. – Должен ли я лететь? И что я пытаюсь решить: лететь или отказаться? Но ведь это уже решено: я был призван, причем давным-давно. Значит, Egrediamur tellure[110], ибо так велит данный мной обет. Поэтому я отправлюсь в путь. Но рукоположить меня и назвать священником – и даже аббатом, поставить меня охранять души моих братьев? Почему преподобный отец настаивает?.. Впрочем, он не настаивает; он лишь спрашивает, настаивает ли на этом Господь. Но какая ужасная спешка… Неужели он так во мне уверен? Чтобы взвалить на меня такую ношу, надо быть более уверенным во мне, чем я сам в себе уверен.

Явись, знамение, явись! Судьба тебе кажется чем-то далеким, отдаленным на десятилетия… и вдруг ты понимаешь, что она решается прямо сейчас. Но может, судьба всегда рядом, тут, каждую секунду, каждый миг.

Разве не достаточно того, что он во мне уверен? Нет, совершенно недостаточно. Я каким-то образом сам должен обрести уверенность. За полчаса. А теперь уже меньше… Audi me, Domine[111]… пожалуйста, Господи, внемли червю из нынешнего поколения тварей Твоих, он отчаянно молит Тебя, отчаянно хочет узнать, получить знак, предвестие, знамение. У меня слишком мало времени, чтобы решить».

Джошуа нервно вздрогнул. Что-то… ползет?

Он услышал тихий шелест сухой листвы за спиной. Кто-то остановился, пошуршал и снова заскользил. Может ли знак небес скользить? Предвестие или знамение могли бы. «Язва ходящая во мраке» могла бы. Гремучая змея – тоже.

Сверчок? Или просто листья шуршат. Брат Хиган однажды убил во дворе гремучую змею, но… В листве опять зашуршало. Будет ли это подходящий знак, если что-то выползет и ужалит его в спину?

Из церкви донеслась молитва: «Reminiscentur et convertentur ad Dominum universi fines terrae. Et adorabunt in conspectu universae familiae gentium. Quoniam Domini est regnum; et ipse dominabitur…»[112] Странные слова для сегодняшней ночи: «Вспомнят, и обратятся к Господу все концы земли…»

Внезапно шуршание прекратилось. «Кто-то прямо за спиной? Господи, знак не так уж и необходим. Честное слово, я…»

Что-то коснулось руки. Он с воплем отпрыгнул, схватил камень и швырнул его в розовые кусты. Раздался громкий треск. Джошуа почувствовал себя глупо. Он почесал бороду, подождал. Из кустов никто не вышел. Никто не выполз. Джошуа бросил туда еще камушек, и тот с шумом покатился по земле. Он подождал, но так ничего и не заметил. Попроси о знамении, а потом побей его камнями – de essential hominum[113].

Розовый язык зари начал лизать звезды. Пора сообщить аббату о своем решении. И что ему сказать?

Брат Джошуа вытряхнул из бороды мошек и направился к церкви, поскольку кто-то открыл дверь и выглянул наружу. Его уже ищут?

«Unus panis, et unum corpus multi sumus, – донеслось из церкви, – omnes qui de uno…»[114] Один хлеб, и мы многие одно тело, и одного хлеба мы вкусили, и пили из одной чаши…

Джошуа замер на пороге и оглянулся на кусты. «Устроил ловушку, да? Послал это существо, зная, что я швырну в него камень?»