Читаем Гимн Лейбовичу (Страсти по Лейбовицу) полностью

— Потому что эту модель больше не выпускают. Если вас устраивает, берите эту и подписывайте обязательство.

— А если я не подпишу?

— Нет подписи — нет куклы.

— Понятно, — Торнье задумался. Очевидно кладовщик принял его за кого-то из постановочной группы. Его подпись абсолютно ничего не значила. Но было уже довольно поздно, и к тому же Жадэ ждала его. Он взял бланк.

— Минутку, — сказал кладовщик. — Сначала взгляните, за что расписываетесь.

Он взял черные кусачки и разрезал металлические ленты, опоясывающие ящик.

— Кукла недавно из ремонта, — продолжал он, — заменили соленоид и кое-что подновили. Собственно, все детали на месте. Несколько подпорчен верх и нет одного пальца на ноге. Да вы сами можете посмотреть. — Ломиком он открыл верх ящика и подошел к распределительному щиту. — У нас здесь нет настоящего «маэстро», — объяснил он, — только контрольный передатчик и несколько катушек с лентами. Но для проверки сойдет.

Он повернул несколько выключателей, и за щитом послышалось гудение. Торнье с нетерпением ждал.

— Посмотрим, — пробормотал кладовщик. — Я думаю, мы возьмем сцену из Франкенштейна.

Из дощатого гроба донеслось гудение. Крышка начала подниматься и показалась женская рука. Она открыла крышку так, что та упала и загремела. Женщина села и улыбнулась Торнье. Торнье побледнел. «Мела!» Он поднял руку, как бы защищаясь. «Нет…» Женщина медленно встала. Она была без одежды, но это было наготой витринного манекена. Кукла не переставала улыбаться.

— Что с вами? — спросил кладовщик. Он отключил куклу, закрыл ящик крышкой и принялся искать молоток и гвозди. — Вам дурно?

— Я… я знал ее, — еле выдавил из себя Торнье. — Мы вместе раб… — он раздраженно покачал головой и замолк.

Кладовщик прибил доски. Они оттащили ящик к погрузочной рампе и погрузили в автокар.

Торнье шепотом ругался, пристраиваясь в поток медленно идущих автомобилей. Возможно, Жадэ Ферн неспроста послала именно его за куклой Мелы. Жадэ, должно быть, еще помнила, что было между Мелой и Торнье, если она еще могла заставить себя немного подумать. Торнье и Стоун — пара, которой охочие до сплетен журналисты посвящали бесчисленные газетные полосы. Слухи о помолвке, тайной свадьбе, ссорах, примирениях и сценах ревности. И некоторые из этих сплетен были почти правдой. Наверное, Жадэ показалось забавным послать его на склад за этим манекеном.

Да нет, — его гнев постепенно улетучился, пока он ехал, — она просто не подумала. Возможно, она вообще не вспоминает о прошлом.

Тоска опять одолела его. Ее образ, то, как она встала и улыбнулась ему, — все это стояло у него перед глазами. Мела… Мела…

Вместе они испытали и горе, и радость. Вторые роли и консервированные бобы в меблированных комнатах. Главные роли и бифштексы от Сарди. А любовь? Была ли она? Он думал об этом с неохотой. Взаимное восхищение, опьянение успехом, но навряд ли любовь. Любовь должна быть чем-то надежным, прочным и непоколебимым, за нее нужно платить ежедневной самоотдачей и готовностью к жертвам. А Мела платить не хотела. Она предала и его, и любовь. Она ушла к Смитфилду и, пожертвовав принципами, купила себе обеспеченное будущее. Среди актеров таких людей называли штрейкбрехерами.

Он встряхнулся. Бессмысленно думать о прошлом. Сейчас люди платили около девяти долларов, чтобы вместо Мелы видеть статую, которая была наделенную ее лицом и жестами, копирующую ее манеру. И кукла была все еще молодой, хотя сама Мела постарела на десять лет, годы, которые она безбедно прожила на проценты от сделки со Смитфилдом.

«Великие актеры обретают бессмертие», — это был один из рекламных лозунгов Смитфилда. Но сейчас, как сказал кладовщик, он прекратил производство манекенов Мелы Стоун.

Обещание относительного бессмертия было дополнительной приманкой. Профсоюз актеров до последнего боролся с автодрамой — ведь с самого начала было ясно, что малоизвестные актеры и исполнители вторых ролей станут никому не нужны. Поскольку изготавливались десятки и даже сотни копий ведущих звезд, для любой роли можно было подобрать самых лучших актеров, и манекен одного актера мог играть одновременно на сценах десяти или двадцати разных театров. Профсоюз боролся, но Смитфилд был кровно заинтересован в малом количестве исполнителей, те не могли долго противостоять искушению. Не только фантастические гонорары, но и обещанное «бессмертие» через серийное производство их манекенов заставляли актеров подписывать контракт. Писатели, художники, всевозможные творцы пережили столетия, а об актерах помнили лишь немногие, да и тем это было необходимо по долгу службы. Пьесы Шекспира переживут еще тысячу лет, а кто сейчас помнит о Дике Барбидже, который в шекспировские времена путешествовал по Англии с бродячим театром? Инструментами актера были его тело и его дух, а они не могли пережить человека.

Перейти на страницу:

Похожие книги