Гимн крови

В темноте, прижавшиеся к стенам номеров-люкс мы были невидимы и двигались вперед, осматривая комнату за комнатой. Всюду обнаруживались накаченные наркотиками головорезы, исполнявшие роль обслуживающего персонала, телохранителей, законченных подонков, — в соответствии с желаниями босса, — вперившиеся в свои гигантские телевизоры или болтавшие по мобильным телефонам или погруженные по пояс в воду в бассейнах.

Синие стены. Бамбуковая мебель. Их комнаты напоминали баки с мусором: кругом женские журналы, бутылки с текилой, банки с пивом, пакеты с чипсами, которые грудились на тарелках или просто были повсюду рассыпаны.

Мы отчаянно выуживали информацию о высоких существах. Наши труды не увенчались успехом.

Мой импульс был убить их всех. "Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного" — глаголет четырнадцатый псалом. Но кто я такой — святой Диего, — чтобы судить эти души, которые могут в недалеком будущем раскаяться и стать безгрешными во славу Всевышнего?

Плевать! Я жестокий хлыщ. И им придется исчезнуть, если таким образом мы сможем узнать хотя бы об одном Талтосе на этом острове.

Кроме того, другого пути, в общем-то, не было. Подозвав к себе Мону и Квинна, я уничтожал одного лакея за другим, ощущая, как с каждым ударом меня покидают силы. Я не чувствовал воодушевления. Не чувствовал азарта. Это стало вызывать отвращение, и единственным, что помогало мне выносить бойню, было отвращение к их зачерствевшим душам.

Мы натолкнулись на парочку, выглядевшую привлекательнее прочих, одетых в стиле ретро-Майами, в гавайских рубашках. Мона выбрала себе самого смазливого, в шикарных кольцах, с обнаженной грудью, а я прижал того, что был постарше, напугав его; он подарил мне вместе с кровью образы искреннего раскаяния.

— Они ничего не могут нам дать! — сказала Мона. Ее глаза казались огромными и стеклянными. — Почему они не знают?

— Потому что они приходят и уходят и не знают толком, что здесь произошло, — сказал я.

Мы высасываем их, вот в чем суть. Когда большой мужчина зовет на помощь, к нему никто не спешит. Вперед.

Еще два номера. Низкопробные пресмыкающиеся слуги. Нюхают кокаин и слушают салсу. В бешенстве, что им не удается усилить звук. Указания от парней из главного здания. Требовалось все больше сил, и я позволил Квинну взяться за них. Он быстро справился с ними, отказавшись от их крови.

Наконец — золотая жила!

Последний номер занимал практически все здание. Безусловно, он был самым просторным из всех.

Забудьте синие стены и тростниковую меблировку. Это была достойная дворца комната в белоснежных тонах. Диваны, обтянутые белой кожей, стулья, широкие кровати, усыпанные подушками, заваленные глянцевыми журналами. Вазы со свежими, играющими красками цветами. Стена книг. Огромный туалетный столик, заставленный косметикой. Бургундский ковер.

Сияние в ночи.

И, наверное, самое странное существо, которое мне когда-либо доводилось видеть за время странствий по планете. Мона, как и ожидалось, вскрикнула, Квинн решительно положил ей на плечо руку.

Что касается занятия сего животного, то оно стучало по клавиатуре компьютера, к которому был подсоединен огромный принтер, и оставалось в неведении, как о нашем вторжении, так и о накаченных бездельниках в других комнатах.

Существо прекратило работу, чтобы взять наполненный молоком стакан и осушило его. Стакан оно поставил на стол слева от себя рядом с мутным кувшином.

Его рост запросто мог оказаться футов семь, явно мужская особь, хотя определить это для меня оказалось не так и просто, пока я не уловил густой сладкий запах, а его блестящие черные волосы спускались до плеч, убранные с лица с ярко выраженными массивными костями и закрепленные простой красной банданой.

Какой чудный аромат.

У него были огромные черные глаза, широкие и великолепные скулы и всюду свежая как у младенца кожа. Одежда?

Атласная футболка без рукавов, шоколадно-коричневые искусственные джинсы, изящно простроченные, огромные ступни в открытых сандалиях. Похожие на паучьи лапы кисти, ногти на руках и ногах блестели, как отполированные, отливая металлически-голубым.

По-детски пухлый большой рот.

Он аккуратно нажимал на клавиши, не ведавший о нас, не ведавший ни о чем, мурлыча себе под нос и поворачивая из стороны в сторону голову, пока набирал что-то на клавиатуре или считал, или искал в сети, или бормотал, а потом он встал, вытянувшись во все свои семь футов, пошатнулся и уставился на нас расширившимися глазами, с враждебным видом, его рот открылся.

— Охотники за кровью! — вскричал он очень злобным полным отвращения голосом. — Идите прочь, вы, дураки, шляющиеся в ночи, уверяю, моя кровь горька для вас. Что вы хотите от меня? Чтобы я разорвал запястье и нарисовал плакат на двери? Идите прочь. Идите, охотьтесь на людей этого острова! Будет лучше, если вы больше не побеспокоите меня.

Мона пересекла дворик, обежала вокруг бассейна, мы последовали за ней.

— Талтос! — сказала она. — Я Мона Мэйфейр, мама Морриган! Ты произошел от меня! У тебя мои гены! Где Морриган?!