– Я разговариваю не с тобой, первосвященник! – негромко, но грозно произнес Дэефет. – И не тебе судить о помыслах Га-Шема. Приблизься еще, – приказал он женщине. – Так, чтобы я хорошо видел твои глаза. – Вирсавия сделала несколько шагов. – Еще ближе! Еще! – Не сходя с трона, он наклонился вперед и несколько секунд не мигая смотрел в глаза женщины. Нафан отметил, как безвольно опустились руки Вирсавии. Как легкая дрожь пробежала по ее телу. – Скажи мне, – мягко и вкрадчиво спросил Вирсавию Дэефет. – О чем говорил с тобой пророк?
– Об Урии… – прошептала она. – О тебе… О Га-Шеме… О Господе… Дэефет довольно выпрямился. В следующую секунду Вирсавия словно очнулась ото сна. Она вздрогнула, затем посмотрела на Дэефета и на Авиафара. Потом обернулась к Нафану. Поскольку тот казался спокойным и даже улыбался самыми краешками губ, женщина поняла: все хорошо. Пророк предупреждал ее о том, что Дэефет наделен странной силой, перед которой воля простого смертного становится мягкой и податливой, словно глина в руках гончара. Но, похоже, на этот раз им повезло.
– Ты старателен, старик, – усмехнулся Дэефет Нафану и кивнул: – Я знал, что не ошибся в тебе, верный слуга. Пойди к казначею, он выдаст тебе три тысячи священных сиклей.
– Благодарю тебя, мой Царь, – на сей раз Нафан склонил голову. Не гневи Зло, пока оно дремет.
– Твое предсказание все еще в силе? То, о котором ты говорил мне вчера. О Раббате и венце Царя Аммонитянского Аннона?
– Оно не изменилось и не изменится, мой Царь, – спокойно ответил тот. – Ты сделал свой выбор. Господь сделал свой.
– Хорошо. Иди. – Он посмотрел на Вирсавию. – Ты тоже отправляйся домой. Не стоит возбуждать кривотолков. Я пришлю тебе новых слуг завтра утром. Нафан побрел к двери. Теперь, когда опасность миновала, он снова выглядел сутулым и слабым. Вирсавия шла за ним.
– Ты отпускаешь пророка, мой Царь? – вскричал возмущенно Авиафар. – Но он приходил ночью тайно к твоей избраннице! – Ни Нафан, ни Вирсавия даже не обернулись. – Это нарушение Закона! «Не возжелай жены ближнего!» – так написано в скрижалях, данных Га-Шемом народу Иегудейскому. Придя к твоей избраннице, пророк…
– Разве здесь левитский суд, что ты толкуешь мне Закон? – ледяным тоном перебил страстную речь первосвященника Дэефет, как только за Нафаном и Вирсавией закрылась дверь. – Или я просил тебя об этом?
– Нет, – разом побледнел Авиафар. – Но…
– Я сам – Закон! – вдруг страшно закричал Царь. – Запомни это, первосвященник, если тебе дорога твоя никчемная жизнь! Я есть Закон! И только я решаю в царстве Иегудейском, кому пришла пора отправляться к Га-Шему, а кто еще может пожить! – Он схватил Авиафара за бороду и притянул к себе, заглядывая в глаза. Тот не посмел даже поморщиться. – Или ты сомневаешься в правдивости царского пророка, в благочестности царской избранницы и в справедливости Царя?
– Нет, мой Царь, – пробормотал тот, в ужасе закрывая глаза.
– Ты вспоминаешь о Законе, когда отдыхаешь от служения Господину нашему? Они оба поняли, что имел в виду Дэефет.
– Я… Нет, мой Царь.
– Тогда не смей напоминать о Законе мне, Царю Иегудейскому! Дэефет брезгливо толкнул Авиафара в грудь, тот отступил, нога его соскользнула со ступени трона. Первосвященник взмахнул руками, но не сумел сохранить равновесия и растянулся на полу. Дэефет усмехнулся, но улыбка быстро сползла с его лица.
– Берегись, Авиафар, – с угрозой произнес он. – Хотя ты и мой соратник, но это не значит, что у тебя две жизни или что ты угоднее Га-Шему, чем пророк Нафан. В отличие от тебя старик не лжет.
– Я… – прошептал первосвященник.
– Мне надоело твое блеяние. Ты похож на жертвенного агнца. – Дэефет улыбнулся. – Иди, ублажай своих мальчиков и девочек. Только не перестарайся. Иначе через десять лет в Иегудее не будет ни одного воина и ни одной молодой матери. Пошел прочь. Авиафар торопливо поднялся и поспешил к двери. Оставшись один, Дэефет поднял глаза и прошептал:
– Благодарю тебя, Господин, что не позволил мне сбиться с пути истинного.
16 АПРЕЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, УТРО. ОБМАН