Гидеон Плениш

Отшельничья хижина представляла собой виллу в колониальном стиле на двадцать комнат, выстроенную некогда в качестве загородной резиденции одного кинорежиссера. При ней имелся розарий в два акра и гараж на восемь машин, целиком заполненный. Доктор Плениш и мистер Найф работали в библиотеке так называемого отшельника, комнате длиной в сорок футов, из которых шестнадцать было вывезено из библиотеки покойного герцога Дипхэвена.

Перед началом работы мистер Найф произносил всегда и неизменно:

— Сигару, док? Я, видите ли, принципиальный противник курения, считаю его нехристианской и непохвальной привычкой — душа болит глядеть, как наша молодежь отравляется табачным дымом, — все профсоюзные агитаторы курят, это я вам точно говорю. Но мой врач, добрый христианин, прописал мне время от времени выкуривать сигару для горла, так я уж решил курить Поркос-и-Толедос. Я в этих вещах сам не разбираюсь, но мне говорили, что это хорошая марка… Еще бы не хорошая! Ведь по шесть долларов плачу за штуку-много ли вы в Бронксвилле найдете франтов, которые платили бы хоть половину?

Мистер Найф расхаживал взад и вперед, почесывал свой шишковидный нос, сплевывал поочередно в шесть плевательниц с выведенными на них остроумными изречениями доктора Фрэнка Бухмана [93]и попутно излагал случаи из своей жизни, а также собственные теории богословия, метафизики и распространения безалкогольных напитков, слушая которые доктор Плениш делал заметки для будущей книги. Горделивое смирение побуждало его к необычайной откровенности.

— Я как Оливер Кромвель. Я желаю, чтобы живописец изобразил на портрете не только глаза и подбородок, ко и все бородавки тоже — так я всегда говорю нашим мальчикам на евангелических митингах под открытым небом и девочкам на собраниях Только Для Женщин.

Да, сэр, эта автобиография задумана мною как скромное приношение Всевышнему, а его не обманешь, и потому записывайте все мои заблуждения и грехи, ничего не пропуская — а надо сказать, погрешил я в свое время немало, ох, и погрешил! — записывайте все: и сколько я душ спас, и какой капиталец нажил, и сколько антиномистских часовен построил — все во славу божию. Он через посредство Святого Духа был моим верным компаньоном во всех предприятиях, ему хвала и ему доля прибыли!

Он так и сыпал фактами и поучительными примерами… Каждый нанимаемый им слуга (а их было девять в доме) подвергался проверке по библии и по Вассерману, и все они участвовали в семейных молитвах. Однажды он обратил одного профсоюзного организатора, который до этого рыскал повсюду как радикально настроенный лев и только смотрел, где бы растерзать какого-нибудь невинного предпринимателя, дающего работу неорганизованным рабочим, — а теперь он сделался евангелистом, живет в Орегоне, имеет добрую христианку-жену и почти оплаченный домик… Мистер Найф совершенно бесплатно снабжает церкви своим Оки-Доки взамен вина для причастия и только берет с настоятелей расписку на предмет рекламы в клерикальной печати… Значение религии в деловой жизни он впервые постиг еще мальчиком, когда наябедничал на товарища, стянувшего конфету в лавке, и лавочник наградил его за это… Когда один самозванный чиновник здравоохранения возбудил против него преследование под глупым предлогом, будто Оки-Доки — наркотик, господь бог вступился и сподобил мистера Найфа отделаться от этого чиновника с помощью праведнейшего и гуманнейшего уложения — закона о Торговле Белыми Рабынями.

Доктор Плениш не так уж тепло относился к мистеру Найфу, но через него доктору удалось Завязать Связи, как это называется в мире стимулирующих организаций. В отшельничьей хижине доктор познакомился с одним из самых серьезных деятелей организованной благотворительности, каких ему приходилось встречать в жизни, — достопочтенным Эрнстом Уэйфишем, бывшим депутатом конгресса, среди собратьев по профессии известным под кличкой «Дьякон».

Достопочтенный Уэйфиш слишком поздно уразумел, что ему следовало избрать духовную карьеру, а не политическую, хотя, кстати сказать, он был когда-то гробовщиком — специальность, в которой, несомненно, есть некоторый клерикальный оттенок. Движимый этим благочестивым соображением, мистер Уэйфиш отказался от славы конгрессмена — как только провалился на очередных выборах — и занялся общественной деятельностью на пользу религии. Сейчас он был президентом и рабочим секретарем Национальной Лиги Борьбы за Христианское Самоусовершенствование, ставившей себе целью вернуть рабочего, опору американской индустрии, в лоно церкви, отучив его зря тратить время и деньги на профсоюзы и коммунистические митинги;

Мистер Найф принадлежал к числу крупнейших жертвователей Лиги достопочтенного Уэйфиша. Они были трогательно единодушны в вопросе о нуждах рабочего класса и часто говорили, что являются лучшими друзьями рабочих, только те этого не знают.