— Командир второго взвода третьего эскадрона Остап Забира по приказанию командарма прибыл совместно с жеребцом Светлейшим! — отрапортовал всадник в черной кавказской бурке, приложив короткие пальцы к шлему.
— Останься здесь! — козыряя в ответ, уронил командарм и кивнул в сторону своего автомобиля.
Взгляды коневода и Забиры скрестились, как обнаженные клинки. И похолодевшее сердце Остапа затрепетало. Проклятый старик с черной бородой цыгана стоял возле машины, победоносно сложив руки на груди. Это он собрал штабистов и привез их вместе с командармом отбирать жеребца.
Командир взвода окинул взглядом зеленый луг, как бы меряя расстояние до крайней хаты, за которой начиналась степь. И, словно угадывая его беспорядочные мысли, штабист, перепоясанный новыми ремнями, сказал:
— Слезь с седла и возьми коня в повод.
Глаза Забиры потемнели, но он послушно выполнил приказание. А в это время за крайними халупами в степи уже выстраивались боевые эскадроны, готовясь к встрече с командармом, и босоногая веселая детвора выбегала изо всех дворов, мечтая насладиться упоительным зрелищем военного парада.
Но парада не было. Был только митинг, и на нем с речью выступил лишь один оратор — сам командарм. Он говорил негромким голосом, и поэтому слушали его с напряженным вниманием.
Коневод вытянул шею, стараясь не пропустить ни одного слова. Осведомленность командарма в истории русского коннозаводства была неожиданна и приятна сердцу Евстафия Павловича. Только один Забира, казалось, совсем не слушал оратора. Командир взвода, держа в поводу Светлейшего, был бледен, уныл и рассеян.
— Коннозаводчик Орлов был богатейший граф, — говорил командарм. — Создавая Барса Первого, он заботился о помещиках. Для русского крестьянина орловский рысак был малопригоден. До сих пор наша страна, самая богатая в мире лошадьми, не имеет коня, пригодного и для верховой езды и в крестьянском хозяйстве. Эту задачу взялся разрешить ученый нашей страны, коневод товарищ Пряхин. И он разрешил ее, создав в Эрании жеребца Светлейшего. Коня, подобного Светлейшему, нет ни в одном иностранном государстве. Это пока что единственный в мире представитель и будущий родоначальник новой конской породы, от которого произойдет многочисленнейшее племя лошадей, сильных, выносливых, резвых. От имени рабочих и крестьян нашей страны я приветствую товарища Пряхина и приношу ему благодарность за великое старание на пользу трудового народа!
Штабисты скосили глаза в сторону Евстафия Павловича. Бородатый коневод разглядывал ободранные носки сапог.
— И вот, товарищи, командир второго взвода третьего эскадрона, проезжая Эранию, ведет себя как простой конокрад. Он самовольно выводит из стойла этого единственного в мире жеребца, садится на него и едет воевать. И нет у боевого командира той простой догадки, что белогвардейская пуля — дура, и может она кончить жизнь Светлейшего в одну секунду. Товарищ Пряхин, узнав о пропаже своего знаменитого жеребца, отправляется на розыски конокрада, этим самым выполняя свой долг перед пролетарской революцией, и нагоняет Забиру. А что делает Забира? Он не отдает ему Светлейшего, чем кладет несмываемое пятно позора на непобедимую Красную Армию… Ученый коневод обратился тогда за помощью в штаб армии, и я отдал приказ вернуть жеребца в Эранию. Этот приказ должен быть выполнен, и он будет выпол…
Не успел командарм сказать последнее слово, как вдруг застрочили пулеметы.
Николай Николаевич, падая на землю, увидел только кожаную фуражку коневода и пышный лошадиный хвост.
Случилось то, чего никто не ожидал и чему не хотели верить даже после, когда наступила ясность событий. Катюша, незаметно подкравшись, ударила по красным эскадронам, хотя силы ее были впятеро меньше.
Историки гражданской войны, разбирая через сорок лет эту любопытнейшую операцию, единодушно объясняли ее желанием атаманши захватить в плен прославленного командарма. Иного объяснения они не находили. С военной точки зрения Катюша, обычно осторожная, проявила крайнее легкомыслие, рискнув завязать бой в обстановке, для себя совершенно не выигрышной.
Но действительно ли чрезмерное честолюбие и необузданная жажда славы, толкнули Катюшу на этот неоправданный поступок? Знала ли атаманша о пребывании в Крутышках командарма? Не было ли здесь иной причины, ускользнувшей от внимания исследователей и историков?
Один горбун знал истину. И только один коневод не умом, а сердцем лошадника догадался: Катюша, жертвуя сотнями своих бойцов, мечтала вырвать Светлейшего из рук Забиры. Ради серебристо-белого жеребца она совершила налет на Крутышки и дала последний бой, самый неудачный за все время ее боевой жизни. Он длился недолго. Через минуту-другую, оправившись от замешательства, красная конница понеслась в атаку на противника.
И катюшинцы дрогнули. С грохотом, подпрыгивая на ухабах, уносились тачанки, посылая последние пулеметные очереди. И только небольшая кучка бойцов во главе с рыжеволосым командиром на великолепной вороной лошади яростно бросалась в третью атаку, стремясь пробиться к машинам командарма.