Гибель Синего Орла

Зеленые склоны долины усыпаны черноватыми пятнышками. Они то сходятся вместе, то расходятся.

— Дикие олени?

— Смотри туда, — указывает Ромул влево.

В близком цирке, на альпийских лугах, пасется целое стадо оленей; их там не менее тысячи.

— Мы дикие!.. — хрипит Ромул, лихорадочно шаря за пазухой. Перехитрил старик.

— Бестия, росомаха, горный сыч! — ругается Костя, осматривая долины, наполненные оленями.

— Ловить его надо, — возмущается Пинэтаун, — совсем вредный, людей мутит!

Проклиная Синего Орла, ползаем по острым гребням, поднимаемся на отвесные вершины, опускаемся на перевалы. Осматриваем соседние долины с птичьего полета. Опасения подтверждаются.

Чандара занял все цирковые ложбины, окружив Широкую долину кольцом своих стад. В этом кольце мы насчитали восемь тысяч оленей. Они спокойно пасутся на привычных пастбищах, в замкнутых долинах, заманивая полудиких пришельцев из тундры. Наши олени чуют сородичей, и удержать их будет невозможно. Живое кольцо поглотит табун совхоза.

Пять дней мы доверчиво ждали Чандару в гости, а он в это время подгонял свои табуны, стягивал мертвую петлю.

— Сами в мешок залезли. Пристрелить его мало!.. — грозит винчестером Костя.

— Что же делать?

— Разогнать их к чертовой матери!

— Нельзя так, Костя, ведь там люди, и наверняка есть хорошие.

— У тебя все хорошие!.. Переманят табун, и концов не найдешь.

Как спасать табун, ума не приложу! Может быть, силой разорвать мертвую петлю, заставить откочевать их? Но хватит ли у нас сил?

Возвращаемся из печального путешествия грустные и подавленные. Ну и хитрющий старик! Сколько же у него оленей? Почему уцелел остров прошлого в море новой, светлой жизни? Мой верховой олень устал — иду пешком, подвязав уздечку к поясу. Множество мыслей теснится в голове. Как бороться с Чандарой в этом невероятно далеком углу Сибири? Найдутся ли в стойбище Синих Орлов смелые люди, которые помогут в справедливой борьбе?

Забредаю в островок леса. Поваленные бурей деревья преграждают путь. Вокруг тихо, сквозь стволы просвечивают близкие скалы, — это борт долины. Через завал не пролезть ни человеку, ни оленю.

Некуда идти…

Простая мысль приходит внезапно, как откровение: что, если перегородить долину деревьями? Крутые боковые склоны не пустят оленей, табун очутится в громадном загоне. Две изгороди — выше и ниже по течению могут удержать, спасти табун в темные ночи.

Прыгаю в седло и погоняю испуганного учага. Друзья ушли далеко вперед. Поднимаю винчестер и стреляю вверх. Выстрел раскатывается в горах гулким эхом. Ромул, Пинэтаун, Костя поворачивают учагов и скачут навстречу, тревожно оглядываясь.

— Почему стрелял?! — кричит Костя.

— Изгороди будем строить.

— Какие еще изгороди?

— Долину перегородим — ни один олень не сбежит.

Ромул останавливается, натягивая повод, и вдруг, пришпорив учага, скачет к островку леса. Устремляемся за ним, не разбирая дороги, размахивая посохами. Въезжаем в просветленные чащи. Деревьев здесь хватит на целую изгородь.

— Как придумал городьбу строить? — удивляется Пинэтаун.

Показываю юноше завал бурелома. Долго намечаем трассы двух изгородей. Выбираем самые узкие места долины. Построим тут преграды — получим огромный, тридцатикилометровый загон с отличными пастбищами.

Домой возвращаемся поздно. Луна освещает неприступные стены долины. У палатки горит костер. Кымыургин давно поджидает разведку. Пастухи прижали табун к речке; где-то близко шумит вода. Олени отдыхают, пережевывая жвачку. В полночь они зашевелятся, поднимутся и вконец умаят пастухов будут рваться в манящую темноту.

Почти неделю не смыкаем глаз, рубим и валим деревья, сметая ближние островки леса. Нет ни гвоздей, ни проволоки. Козлы из жердей вяжем гибкими прутьями тальника, укладываем стволы, не обрубая сучьев. Работа кипит. Изгороди получаются на славу — они наглухо запирают тридцатикилометровый отрезок долины. Ни один олень не пройдет сквозь эти завалы.

Вчера мы загнали табун в последний пролет изгороди, закрыли ворота жердями и повалились спать. Лишь дежурные пастухи обходили места, где изгороди упираются в боковые осыпи.

А сегодня целый день втроем объезжаем огражденный участок. Табуна не видно, олени рассыпались по всей долине: охотятся за грибами, добывают на галечных отмелях лакомые корешки, бродят на пологих террасах, пробуя пушистые ягельники.

— Посмотри, Ромул, вольно пасутся, как на острове.

— Совсем хорошо… — кивает Ромул. — Все долины городить надо — мало пастухов в тайге понадобится.

Действительно, если построить лабиринт изгородей, используя похитрее естественные преграды, можно избавиться от потерь, перевести на вольный выпас в тайгу громадные стада тундровых оленей. Любуемся изгородью, не подозревая, что спустя год наш опыт в Широкой долине поможет открыть дорогу в Колымскую тайгу крупному северному оленеводству.

Дальнюю изгородь мы построили почти у входа в боковой распадок. Любопытная картина открывается перед нами. С десяток рослых ламутских хоров[11], принюхиваясь к чему-то, бредут по ту сторону изгороди.

Костя торопливо разбирает ограду: