Гибель Синего Орла

Внизу раскрывается голубая долина, она теряется далеко-далеко в горах, в туманных ущельях. Учаги осторожно ступают по тропке, вытоптанной в каменистых россыпях.

— Чья это тропа, Ромул?

— Чубуку ходили.

— Снежные бараны?

— Много их здесь — целое стадо. Утром ходили, вкусное мясо убежало.

Жаль, что оставили винчестеры. Можно было поохотиться, добыть шкуру и рога редкого альпийского барана, почти неизвестного зоологам.

— Вернемся, большую охоту будем делать. Мясо у чубуку что шоколад! прищелкивает языком Ромул.

Вокруг толпятся каменистые вершины. Огромная горная страна разворачивается перед нами. Крутые склоны и осыпи повсюду исчерчены узкими тропинками. Быстро идут наши учаги по тропам горных баранов. На перевал выходим через два часа. Плоскую седловину устилают влажные мхи, блестят мелкие озера, украшенные пушицей. Горная тундра измята оленьими копытами.

— Пастух оленей собирал, — говорит Ромул, внимательно рассматривая следы. — Совсем близко стойбище.

Невольно оглядываюсь. Пустой и голый распадок круто уходит вниз и, заворачивая вправо, скрывается за черной осыпью. Что там, за поворотом?

Тихо в горах, ярко светит солнце. Высоко над вершинами парит, расправив крылья, орел. С высоты ему, наверное, видно, где скрывается стойбище. Знают ли его обитатели, что пришельцы вырвались из огненного кольца?

Пинэтаун нетерпеливо трогает учага. Лицо юноши посерело от волнения. Может быть, за близким поворотом настигнем неуловимую Нангу?

Осторожно спускаемся по взрыхленной оленьей тропе. Сланцевые плитки осыпаются, звенят под копытами. Верховья распадка погребены осыпями. Ромул осматривает каждый камень, каждую расщелину впереди. И у них могут быть часовые. Поворот ближе и ближе. Внезапно открывается широкая, почти круглая долина. Она заперта отвесами крутых сопок. По дну долины блестит, изгибается крутыми излучинами речка.

Олени!

Спрыгиваем с седел. Повсюду — на речных террасах, на альпийских лугах — по склонам пасутся косяки оленей.

— Эгей! Большой табун, тысячи три будет! — удивляется Ромул.

Олени свободно бродят по склонам долины. Не видно ни людей, ни палаток, ни чумов.

— Где же пастухи?

— Вон стоят… — усмехается Ромул, указывая на сопки и скальные стены, закрывающие долину.

Из этого огромного естественного кораля оленям некуда деваться.

— Хороша долина!.. Смотри, Ромул, и ягельников хоть отбавляй. Вот бы нам такую долину на темные ночи!

— Дым… — Пинэтаун указывает на синеватое облачко, плавающее далеко внизу, над зарослями кедрового стланика.

Стланик разросся на увале. Узким языком он врезается в безлесную долину.

— Там?

Ромул кивает. Стойбище Синих Орлов скрывается на дне долины, за этой зеленой грядой. Как встретят обитатели Синего хребта непрошеных гостей?

Спускаемся ниже и ниже. Выходим на косые травянистые склоны. Прозрачный ручей спадает по камням. Горные вершины поднимаются вверх. Ну и глубокая долина! Гряда, заросшая стлаником, образует борт нашего распадка. Теперь, если ее перевалить, откроется место, откуда поднимался дым.

— Пошли. — Ромул мягко соскальзывает с седла.

Вступаем под шатер душистой хвои с учагами на поводу. Кедровый стланик растет не густо, шишек не видно — плоховато ему приходится в прохладной высокогорной долине. В зеленых чащах незаметно переваливаем гребень увала. Спускаемся куда-то вниз. Запахло дымом. На крошечной поляне Ромул останавливается и шепотом распоряжается привязать учагов:

— Пешком пойдем, пусть думают — совсем близко живем.

Бесшумно раздвигая хвою, идем дальше сквозь редеющий стланик. Ромул ножом метит путь, иначе потеряем привязанных учагов. Пинэтаун, идущий впереди, вдруг оседает на пружинистые ветви.

— Стойбище… — шепчет он побелевшими губами.

В просветах между изогнутыми красноватыми ветвями видна чистая, безлесная долина. У близкого ручья, не далее двухсот шагов от опушки зарослей, выстроились полукругом конические чумы, похожие на индейские вигвамы. Из дымовых отверстий вьются сквозь почерневшие шесты струйки дыма.

Притаившись в зарослях, с удивлением разглядываем странное стойбище. На площадке среди чумов играют дети; ползают, как медвежата, малыши, зашитые в замшевые комбинезоны, сидят на корточках смуглые черноволосые женщины в необычных кафтанах, расшитых бисером. Одна из женщин поднимается, закидывает за спину длинные черные косы и, легко ступая, уходит к большому вигваму в центре стойбища. На ее руках блестят браслеты, а на груди монисты, как у цыганки.

— Совсем старинная одежда, — бормочет Ромул, приглядываясь из-под ладони.

У ручья бегают мальчишки в распахнутых замшевых кафтанчиках. Они стреляют из луков в белый столб с оленьими рогами. Считаю вигвамы: пятнадцать. Почему не видно мужчин? Отдыхают в чумах, что ли?

Пинэтаун жадно оглядывает стойбище. Сколько препятствий осталось позади! И вот он у цели. С такого расстояния лиц не разглядишь. Нанги среди женщин, кажется, нет.

— Пойдем, — торопит Пинэтаун.

Пора…