Гибель Синего Орла

Облака внезапно исчезают — пролетели границу высокогорья. Внизу знакомая тайга межгорного понижения. Облачная пелена застряла позади, на вершинах Синего хребта. У дальнего горизонта по нашему курсу блестят плесы Омолона.

Долго летим над зеленым лабиринтом распадков и лесистых сопок. И вдруг самолет проваливается. Земля встает дыбом.

Черт побери… опять…

Самолет пикирует на озеро. На воде плавают лебеди, и летчик пугает белокрылую стаю, освобождая место для посадки. Машина взмывает в воздух, разгоняя все живое ревом мотора. Идем на посадку. Темная вода ближе и ближе.

Наконец-то!

Поднимая пену, гидросамолет мчится по озеру. Несколько часов мы провели в воздухе. После виражей кружится голова. Помогая друг другу, выбираемся на мшистый берег. Мария с сожалением покидает самолет — ей понравился рискованный полет. Хрупкая на вид, она храбро перенесла все воздушные приключения.

С удовольствием расхаживаем по твердой земле после зыбкого воздушного океана. Вокруг гудят комарики, словно приветствуя нас с благополучным возвращением.

Из люка появляется летчик.

— Эх, и сорвиголова! — бормочет, закуривая, Костя.

Пилот спрыгивает на землю и, снимая шлем, вытирает потное загорелое лицо.

— Ну и мышеловка твой Синий хребет, едва лапти унесли…

— Спасибо вам, Саша! — трясу крепкую руку бесстрашному пилоту.

Мария с Пинэтауном уже разводят костер и дымокуры. Летчик долго смотрит на девушку.

— Смелая… — тихо говорит он. — Счастливый ты человек!

— Я?! Мария в Польшу уезжает.

— Такая не забудет. Встретитесь вы, помяни мое слово…

Навсегда врезался мне в память этот полет. Ночевать летчики остаются у озера. На рассвете Буранов улетит обратно на Колыму и дальше в Певек на Чукотку. Ему поручено организовать новый оленеводческий совхоз в Чаунской тундре на берегах Полярного океана.

За ужином собираемся у костра. Полуночное солнце низко спустилось над сопками, вызолотив тайгу. Озеро притихло.

Буранов показывает карту:

— Вот отсюда, из Чаунской тундры, перегоним табуны чукотских оленей к вам на Омолон. А весь прирост уйдет дальше, к приискам. Нужна цепь оленеводческих совхозов в тайге. В горах Омолона, на Синем хребте выкуете, друзья, главное звено этой цепи…

Буранов волнуется. Оказывается, он мечтатель. Мы расположились вокруг походного костра на пустынном берегу озера, в сердце девственной тайги. Еще не существует ни Чаунского, ни Омолонского совхозов, а ему мерещится живая цепь таежных совхозов вокруг золотых приисков, в глубине Колымского края.

Не думали мы, что жизнь опередит вскоре самые смелые мечты. Откинув непослушные пряди волос, Буранов продолжает:

— Усадьбу вашего совхоза построим у водной магистрали, на берегу Омолона…

— Да где же тут водная магистраль? По Омолону пароходы еще никогда не плавали, — удивляется Мария.

— Пойдут, если надо, — спокойно отвечает Буранов.

— А течение — ведь пятнадцать километров в час. Перекаты! — не унимается девушка.

— Пароходы пустим на Омолон в летнюю высокую воду.

Буранов, в сущности, прав. Почему не пустить пароходы на Омолон, подвезти одним махом строительные материалы, продовольствие? Ведь Дальнее строительство имеет свой речной флот, а режим горных колымских рек необычен. Здесь два половодья — большое весеннее и поменьше, августовское. В это позднее половодье реки вздуваются, принимая воды тающей мерзлоты и дождей.

Пьем горячий чай у костра, рассуждая о заманчивых перспективах таежного оленеводства. Наконец летчики уходят спать. Поднимаются и Буранов, Костя, Пинэтаун. Утомленные полетом, они быстро засыпают в просторной палатке красного уголка. Мы остаемся с Марией наедине.

Полуночное солнце выглядывает из-за дальней сопки. Тайга на гребне пылает золотым пожаром. Спустилась ночная прохлада. Черный омут озера дымит туманом. Комары скрылись в траву. Догорает костер, потухающие дымокуры курятся синевой. Из тумана выплывают на середину озера два диких лебедя. Распушив белые крылья, они то сплываются, то медленно расходятся, отражаясь в темной воде.

— Смотри, Мария…

Девушка задумалась. Она срывает полярный одуванчик и откусывает нежные лепестки. Желтоватая пыльца окрашивает пушок у губ. Осторожно привлекаю ее. Мария доверчиво примостилась к плечу. Прикрывшись штормовкой, молчаливо любуемся игрой лебедей на уснувшем озере.

— Неужели уедешь, Мария?

— Что же делать, Вадимушка? Буранов привез свежие газеты: в Польше уже народное правительство, наши войска прошли границу, гонят фашистов. Дедушка написал телеграмму Болеславу Беруту — они вместе работали в подполье. Буранов обещал отправить телеграмму с Колымской радиостанции. А уезжать дедушка собирается катером пушной инспекции. Катер скоро заберет на фактории пушнину.

Алыми парусами загораются облака над сопкой. Туман ползет к берегу, закрывая лебедей. Тихонько укутываю Марию штормовкой. Она свернулась калачиком и примолкла. Может быть, дедушка Михась прав — разлука навсегда закалит нашу дружбу.

— Мария, любишь ли?

— На всю жизнь… — тихо и твердо говорит девушка.

Все завертелось, поплыло куда-то. Целую родные теплые губы в пыльце одуванчика. Это был первый и прощальный наш поцелуй.