Гибель Синего Орла

Закрепив шкот, Пинэтаун задраивает мокрым брезентом носовую часть «Витязя» и принимается торопливо вычерпывать воду, заливающую трюм. Не могу бросить руль и помочь товарищу — вода в трюме не убавляется.

Ливень стихает так же внезапно, как начинается. Косматые волны гуляют по морю, и ветер срывает с них пену. Синие тучи спускаются к воде, почти задевая седые гребни.

Вельбот плывет над тундрой. Вечером здесь стояли яранги пастухов, кипела жизнь, а теперь волнуется море, и ревущие валы гонят суденышко к югу. Оглядывая бушующий океан, ищем следы катастрофы.

По-видимому, волны унесли к берегу разбитые яранги, трупы людей и оленей. Тяжелое бедствие обрушилось на совхоз. Неужели ураган в несколько часов погубил пастухов с семьями и шесть тысяч оленей — половину поголовья оленеводческого совхоза?!

Горько и обидно сознавать свое бессилие перед стихией. Долго боролся вельбот с волнами. В этой сумятице часы кажутся минутами, а все вокруг тяжелым, кошмарным сном.

Пинэтаун кричит, указывая в море. Рев урагана заглушает его голос. Юноша прыгает на бак, повисая на вантах. Страшные удары ветра почти сбрасывают смельчака за борт.

— Назад, Пинэтаун, назад!

Юноша на миг оборачивается. По землистому синеватому лицу сбегает вода. Держась за ванты, он исступленно машет кому-то рукой.

И вдруг совсем близко на гребень волны выскальзывает плот. На плоту, рядом с оленьей нартой, стоит на коленях девушка в мокрой одежде. Черные волосы ее развевает ветер, и она горестно протягивает к нам руки.

Спасти ее во время урагана почти невозможно. Но и покинуть на произвол судьбы маленькое существо на плоту — пылинку человеческого горя среди бушующего океана — нельзя.

Рискуя вельботом, повертываю руль. Волна подхватывает «Витязь». Из воды вынырнули мокрые бревна. Ударяясь в корпус, они лезут к нам, ломая фальшборт. Над головой в облаке пены проносится вздыбленная пустая нарта.

Огромный вал набегает с кормы; мутный его гребень накрывает вельбот, чуть не похоронив нас в морской пучине. Волна отшвыривает тяжелые бревна, как спички. «Витязь» рванулся вперед, оставляя позади разбитый плот.

Уцепившись за руль, я только чудом не угодил за борт. Волна уходит, напоив соленой водой. Очнувшись, оглядываюсь. Пинэтауна на баке нет. Лишь разорванные ванты вьются у мачты, хлеща по парусу.

Неужели бревна сбили юношу в море?

Вокруг пляшут волны, окутанные пеной. Вдруг брезент, сброшенный на дно вельбота, зашевелился. Поспешно откинув мокрый, затвердевший его край, вижу Пинэтауна и рядом маленькую пассажирку с разбитого плота.

Прислонившись спиной к борту, юноша лежит в воде, заливающей вельбот. Голова его свисает на грудь, посиневшая рука обнимает девушку. Она прильнула к нему, точно листок, гонимый бурей.

Незнакомке лет пятнадцать. Изорванная кофточка обнажает смуглую грудь с татуировкой. Странный рисунок на мгновение поражает меня: синий орел, присев на скрюченные когти, повернул в профиль хищную голову.

Рассматривать татуировку некогда.

Рассыпавшиеся черные волосы оттеняют зеленоватую бледность смуглого лица девушки. Она в глубоком обмороке. Наскоро закрепив румпель, вытаскиваю из воды на мокрый брезент спасенную путешественницу и Пинэтауна. Юноша открывает глаза.

— Больно тебе? Ударили бревна?

— Не знаю… Не помню… Думал — сестра, схватил черноволосую, ум потерял!

— Откуда она, из какой бригады?

— Совсем чужая… наверное, чья-нибудь. — Пинэтаун приподнимается на локтях, всматриваясь в лицо незнакомки.

Длинные ресницы ее вздрагивают, и легкая дрожь пробегает по худенькой фигурке.

— Мерзнет, пропадет, однако…

Тонкие руки спасенной холодны как лед. Волны, захлестывая рыскающий вельбот, окатывают холодным душем. Вытащив из аварийного бака меховую кухлянку и походную флягу, даю отхлебнуть спирта Пинэтауну и вливаю девочке немного согревающей жидкости сквозь стиснутые белые зубки.

Спирт оживляет Пинэтауна, а с лица девушки сбегает зеленоватая бледность. Закутав пассажирку в теплую кухлянку, мы переносим ее на мешки с грузом и накрываем брезентом.

Вельбот сносит бортом к волне. Возвращаюсь к рулю. Пинэтаун принимается ведром вычерпывать воду.

— Смотри! — кричит вдруг Пинэтаун.

С океана надвигается клубящееся белое облако. Переползая волны, облако шевелит перед собой длинными щупальцами. Впереди ползут рваные клочья тумана.

Облако настигает вельбот, закрывая все кругом мутной пеленой. Стало холодно, как зимой. Ледяные иглы жалят лицо. В воздухе вихрем кружат хлопья снега. В июне в море вьется метелица. Вельбот засыпает снегом, снасти покрываются тонкой ледяной коркой.

Мокрая одежда леденеет, твердеет, как железо. Пинэтаун коченеющими пальцами вытаскивает из аварийного бака меховую одежду. Натянув оленьи кухлянки и прикрывшись капюшонами, быстро согреваемся. Олений мех сохраняет тепло лучше всех мехов Севера.

Пропадает последняя надежда. В метель невозможно отыскать новое устье реки Белых Гусей или выброситься с вельботом на берег в подходящем месте.