Бормотание продолжалось. «Скоты… Сброд… Воры, подонки…» Голос показался ему смутно знакомым, и Григорий подумал, не встречался ли с этим типом раньше.
Он сделал еще шаг и увидел ноги снайпера, обутые в сияющие новенькие полицейские сапоги черной кожи. У снайпера был небольшой размер ноги, и сам он был маленького роста. Он стоял на одном колене, в наиболее удобной для стрельбы позе. Теперь Григорий видел, что снайпер расположился в одной из угловых башен, чтобы стрелять в трех разных направлениях.
«Еще шаг, — подумал Григорий, — и я смогу убить его наверняка».
Он сделал следующий шаг, но от волнения оступился. Он споткнулся, упал и уронил пистолет — тот с громким стуком упал на каменные ступени.
Снайпер громко выругался и оглянулся.
Григорий узнал приятеля Пинского — Илью Козлова.
Он бросился за своим упавшим револьвером — и промахнулся: тот заскользил по каменным ступеням со ступеньки на ступеньку и остановился далеко внизу.
Козлов начал оборачиваться, но из его позиции ему не так-то просто было это сделать.
Григорий восстановил равновесие и шагнул на следующую ступеньку.
Козлов пытался развернуться со своей винтовкой. Это была обычная винтовка Мосина, но с оптическим прицелом. Даже без штыка ее длина была намного больше метра, и повернуться с ней быстро Козлов не мог. Григорий был уже рядом, и дуло винтовки задело его левое плечо. Козлов нажал на курок, и пуля ударила в стену.
Тогда Козлов прытко вскочил на ноги. У него была маленькая голова и неприятное лицо. Возможно, стреляя, он словно мстил всем выросшим мальчикам и девочкам, что обижали его в детстве.
Григорий схватился обеими руками за винтовку. Они пытались вырвать ее друг у друга, стоя лицом к лицу в тесной башне, у незастекленного окна. Григорий услышал взволнованные крики и понял, что люди на улице их видят.
Григорий был выше и сильнее и знал, что отнимет винтовку. Козлов тоже это понял и внезапно разжал руки. Григорий пошатнулся. В один миг полицейский выхватил короткую деревянную дубинку и, бросившись вперед, ударил Григория по голове. У Григория потемнело в глазах. Сквозь мутную пелену он увидел, что Козлов опять замахивается. Он поднял винтовку, и дубинка скользнула по стволу. Прежде чем полицейский смог снова ударить, Григорий бросил винтовку, схватил Козлова за грудки и поднял.
Козлов был худ и весил немного. Подержав на вытянутых руках, Григорий изо всех сил швырнул его в окно.
Казалось, Козлов падает очень медленно. Когда он перелетал через балюстраду, солнце отчетливо высветило зеленый рант его полицейской формы. В тишине прозвучал долгий крик ужаса. Даже здесь, на колокольне было слышно, как тело гулко ударилось о землю, и крик оборвался.
После секундной тишины раздался громкий радостный шум.
Григорий понял, что это крики в его честь. Люди видели полицейскую форму на упавшем и солдатскую — на оставшемся в башне, и поняли, что произошло. Он смотрел, как они выбегают из дверей, выходят из переулков и останавливаются на мостовой, глядя на него снизу вверх, крича и аплодируя.
Но радости он не чувствовал. Он убивал людей и на войне, но не мог радоваться очередному убийству, как ни заслуживал смерти этот Козлов. Он постоял еще немного, чувствуя себя неловко, потом нырнул в башню и спустился вниз.
По пути он поднял винтовку и револьвер. В церкви его ждал испуганный отец Михаил. Григорий наставил на него револьвер.
— Мне следует вас пристрелить! — сказал он. — Этот снайпер, которого вы пустили на крышу, убил двух моих друзей и еще как минимум троих; а вы — вы тоже убийца, раз позволили ему это сделать!
Но Григорий не смог себя заставить убить безоружного невоенного человека, он застонал и вышел вон.
Атмосфера на улице изменилась. Среди людей было больше пьяных, в каждом квартале у дверей один, а то и двое валялись на промерзшей земле. Он потрясенно заметил, что парочки в переулках уже не ограничиваются одними поцелуями. И все были вооружены. Очевидно, разгромили и другие склады оружия, а может, и заводы, где оно производилось. На каждом перекрестке стояли разбитые автомобили, кое-где — кареты «скорой помощи», и врачи перевязывали пострадавших. Дети вместе со взрослыми гуляли по улицам, мальчишки развлекались вовсю: таскали еду, курили, залезали в оставленные автомобили.
Григорий увидел лавку мехов, взломанную и обчищенную с тщательностью, которая показалась ему профессиональной. Тут же он заметил бывшего дружка Левки, Трофима, выходившего с охапкой шуб и сгружавшего свою ношу на ручную тележку, которую сторожил другой приятель Левки, купленный полицейский Федор, переодетый в крестьянскую одежду. Городские жулики увидели в революции новые возможности.
Вечерний свет тускнел, на улицах стали появляться костры. Вокруг собирались люди, пили и горланили песни.