Двое или трое из взвода Григория выстрелили в Кириллова. В него попало несколько пуль, и он упал, истекая кровью.
Склад охраняли двое часовых. Ни один не попытался остановить Григория. Последними двумя патронами, что были у него в магазине, он выстрелил в замок на тяжелых деревянных дверях. Толпа ворвалась на склад, люди толкали друг друга и протискивались, чтобы добраться до оружия. Кто-то из ребят Григория начал командовать, открывать деревянные ящики с винтовками и револьверами и раздавать их вместе с коробками патронов.
«Началось! — подумал Григорий. — Вот она, революция!» Ему было радостно и страшно.
Себе он взял два нагана, а еще перезарядил винтовку и набил карманы патронами. Что делать дальше, он пока не знал, но раз он теперь преступник, значит, оружие ему необходимо.
Остальные солдаты, оказавшиеся в казармах, приняли участие в разгроме склада, и скоро все были вооружены до зубов.
Григорий вывел народ из казарм. Демонстрации всегда устремлялись к центру города. Бок о бок с Исааком, Яковом и Варварой он, пройдя по мосту, вышел на Литейный проспект. Он чувствовал себя как на крыльях или во сне, или как после доброй рюмки водки. Сколько лет он говорил, что нужно бороться с режимом, а сегодня действительно начал борьбу и от этого чувствовал себя новым человеком, совершенно иным существом, вольной птицей.
Первый пулеметный был не единственным полком, восставшим в то утро. Когда Григорий дошел до дальнего конца моста, он с ликованием увидел, что на улицах полно солдат в головных уборах, в знак протеста бесшабашно надетых задом наперед, и в шинелях нараспашку. Многие щеголяли красными нарукавными повязками или красными ленточками на лацканах. Вокруг с ревом носились во всех направлениях экспроприированные автомобили, из окон торчали дула винтовок и штыки, а внутри сидели солдаты с веселыми девицами на коленях. Вчерашних пикетов и постов больше не было. Улицы оказались во власти народа.
Григорию попался на глаза винный магазин: витрины разбиты, выломанная дверь валялась на земле. Из магазина, хрустя битым стеклом, вышли солдат с девицей, оба держали в каждой руке по бутылке. Хозяин соседнего кафе выставил перед входом столик и уставил его тарелками с копченой рыбой и колбасой. Стоя рядом, с красной лентой на лацкане, он нервно улыбался и предлагал угощение проходящим мимо солдатам. Так он пытался уберечь свое детище от участи разгромленного и разграбленного винного магазина.
Чем ближе они подходили к центру, тем более нарастало ощущение праздника. Лишь недавно перевалило за полдень, но на улицах попадались сильно выпившие. Еще было много девиц, охотно целующих любого с красной повязкой на рукаве, а в одном месте Григорий увидел солдата, беззастенчиво тискавшего полногрудую бабу средних лет. Попадались ему на глаза и девчонки, разгуливавшие в солдатской форме, шапках и сапогах не по ноге и очевидно наслаждавшиеся свободой.
На проспект выехал сияющий «Роллс-Ройс». Толпа попыталась его остановить. Шофер начал было жать на газ, но кто-то распахнул дверцу и вытащил его из машины. Толпа, пихаясь, полезла в автомобиль. Григорий увидел, как с заднего сиденья выбрался граф Маклаков, один из директоров Путиловского завода. Григорий вспомнил, как Маклаков лебезил перед княжной Би, когда она заявилась на завод. Толпа злорадно загалдела, но преследовать его не стала, и Маклаков бежал, спрятав голову в поднятый меховой воротник. В машину набилось с десяток человек, и она тронулась, радостно сигналя.
На следующем углу кучка людей издевалась над высоким человеком в фетровой шляпе и потертой шубе, какие носили специалисты со средним достатком. Солдат ткнул его дулом винтовки, старуха плюнула, а юнец в телогрейке чем-то в него запустил.
— Пропустите! — сказал высокий в шубе, стараясь, чтобы голос звучал властно, но вокруг лишь засмеялись. Григорий узнал худощавую фигуру Канина, начальника литейного цеха на Путиловском заводе. Его шляпа упала, и Григорий увидел, что Канин облысел.
Григорий пробился сквозь толпу.
— Этот человек — наш! — крикнул он. — Это инженер, мы вместе работали!
Канин узнал его.
— Спасибо, Григорий Сергеевич, — сказал он. — Вот, пытаюсь добраться до матери, узнать, все ли у нее в порядке.
Григорий обернулся к толпе.
— Пропустите его, — сказал он. — Я за него ручаюсь.
Он увидел бабу с рулоном красной ленты — наверняка добытым в разоренной галантерейной лавке — и попросил оторвать немного. Она достала ножницы и отмахнула щедрый кусок. Григорий повязал ленту Канину на левую руку. Толпа одобрительно загалдела.
— Теперь вы в безопасности, — сказал Григорий.
Канин пожал ему руку и пошел дальше. Его пропустили.