— Это все равно что сказать: что делать ворам и разбойникам, если им хочется похитить чужое имущество? Можешь ли ты оправдать разбойника, когда твой подчиненный приведет его к тебе на суд?
Эти слова уязвили царя. Удар был направлен в самую рану… Он помолчал несколько минут.
— Больше тебе нечего сказать? — мягко спросила царица.
— Нет, я хочу говорить. Слушай. Каким должен быть судья, пристрастным или беспристрастным?
— Конечно, беспристрастным.
— Разбойника надо наказать или вознаградить?
— Наказать.
— Так зачем же ты хочешь вознаградить разбойника, если беспристрастный судья приказывает подвергнуть его каре?
— Я не понимаю.
— Не понимаешь? А я говорю ясно.
— Кто разбойник и кто судья? Для кого ты требуешь кары? — недоумевая, спросила царица.
— Этот разбойник — я, и я же его беспристрастный судья. Я наказал себя, удалившись от мира, обрек себя на уединение. Зачем ты хочешь вернуть меня в столицу?
— Ты преувеличиваешь.
— Нисколько.
— Преувеличиваешь, мой любимый царь.
— Не называй меня ни любимым, ни царем. Я преступник, проклятый богом и людьми. Зачем ты меня любишь? Зачем думаешь о том, чтобы вернуть мне славу?
— Буду любить вечно… Никто не заставит меня забыть своего супруга…
— Супруга? О, не мучай меня… Я не могу перенести этого укора.
— Неужели моя любовь может быть для тебя укором?
— Нет, дорогая царица. Укор для меня в том, что на мою неверность ты отвечаешь безграничной любовью. Я горд, я не хочу, чтобы мне платили добром за зло.
— Ты не причинил мне никакого зла.
— Не успокаивай меня. Я не настолько малодушен, чтобы не выдержать наказания за совершенное. Если ты хочешь утешить меня, возненавидь меня всей силой души. Лишь твоя ненависть, только тяжелые страдания могут принести мне облегчение.
— Я не могу ненавидеть тебя.
— Ненавидь, я не люблю тебя.
— О, не говори этого…
— Не могу лгать, я тебя не люблю.
— Безжалостный…
— Единственная в мире женщина, любимая мной…
— О, не произноси ее имени! — воскликнула царица.
— Да, единственная любимая мной женщина — это Аспрам, дочь родоначальника севордцев.
— Бессердечный… Нет в тебе жалости… Неужели тебе не жаль несчастную, покинутую женщину?.. Ведь я когда-то была твоей женой…
— Я хочу, чтобы ты возненавидела меня. Только это может облегчить мое горе.
— Не надейся… Я не могу тебя ненавидеть, не терзай напрасно душу мою… Скажи только, что за горе у тебя, я найду способ облегчить его.
— Тем хуже.
— Не упорствуй, мой любимый государь. Для каждой болезни есть свой бальзам, для каждого горя — свое утешение. Нужны только умелая рука и любящее сердце.
— Кто может излечить душу, страдающую от угрызений совести? Кто может успокоить человека, который чувствует тяжесть своего преступления, взвешивает зло, причиненное им, и бессилен его исправить?
— Все грешны в этом мире.
— И всех можно простить…
— Следовательно, и тебя.
— Не прерывай меня. Простить можно всех, но не того, кто призван управлять судьбами людей, чья обязанность оберегать народ, служить для него образцом добродетели, заботиться о его благе и счастье… Это был мой долг. Бог меня назначил главой и вождем народа. Но разве я оказался достойным, разве не нарушил свой священный долг, не стал причиной множества зол? Кто может меня простить, и ради чего?
— Воспоминаниями о прошлом не поможешь горю, — сказала царица. — Забудь его и постарайся исправить настоящее.
— Забыть прошлое?.. Разве это возможно?! — воскликнул царь. — Я ограбил бы небо, чтобы одарить звездами человека, способного дать мне забвение, снадобьями и волшебной силой ослабить мою память… Забыть? Да, я молю забвения, это единственная моя мечта. О, как был бы я счастлив, если бы мог не помнить прошлого!.. Воспоминания многоголовым вишапом грызут и ранят мое сердце. Могу ли я забыть, что разорил дом своего благодетеля и родственника Севада, ослепил отца и сына? Могу ли я забыть, что разрушил семью Амрама, моего верного соратника, и превратил его мирный очаг в ад? Могу ли я забыть, что отравил твою жизнь, оскорбил твою горячую любовь, лишил тебя счастья?.. Можно ли забыть все это? Забыть то, что я потерял доверие своих князей и расстроил их союз, или то, что, вызвав восстание Амрама, лишился северных областей, или, наконец, то, что, ослабив военную мощь армян, я укрепил господство арабов в моей стране? Скажи, дорогая, как я могу забыть это? И как мне не помнить, что все это я совершил во имя преступной любви…