– Разве тебе неизвестно, что никто не смеет входить в княжеский шатер вооруженным?
– Я никогда не расставался с оружием, господин мой.
– Значит, тебе никогда не приходилось бывать гонцом?
– Делаю это в первый и последний раз, если для этого надо разоружаться, – ответил несколько смущенный Езник.
Сепух улыбнулся.
– Что имеешь сообщить мне? – спросил он.
Князь приказал доложить, что он приехал к тебе по важному делу и желает говорить с господином сепухом.
– Князь Геворг здесь, в нашем стане?
– Здесь, ожидает за станом твоего ответа…
– Проси пожаловать, – приказал сепух и распорядился выслать воинов для встречи князя. Сейчас же несколько вооруженных севордцев, вскочив на коней, помчались навстречу князю и препроводили его в шатер сепуха.
– Не ожидал увидеть в своем шатре князя Марзпетуни, – сказал сепух, тепло приветствуя князя и усаживая его на небольшую скамью.
– К счастью, я всегда там, где меня не ждут, – улыбнувшись, ответил князь.
– К счастью? Что это значит?
– Это значит, что я никогда не посещаю друзей со злым умыслом.
– Друзей – да, но ты в шатре врага.
– У Марзпетуни нет врагов среди армян!
– А враги царя?
– Ты когда-то был другом царя и опять станешь им.
– Другом? Пусть его поглотит ад! Я помирюсь скорее с сатаной, чем с ним! – гневно воскликнул сепух.
Марзпетуни умолк и нерешительно посмотрел на сепуха, побледневшего от внезапного волнения.
– Если бы я знал, что это так взволнует тебя, я не предпринял бы такого длинного путешествия, – мягко и спокойным голосом заметил князь.
– Царь от нас недалеко, – начал сепух, немного успокоившись. – Завтра, быть может, мы уже сразимся. Если ты приехал нас мирить, мне жаль тебя. Ты взялся за бесполезный труд.
– В Востане никто не верит, что сепух Амрам может восстать против своего государя.
– Я не восставал против государя, – прервал князя сепух. – Я служил ему самоотверженно! Сколько раз я воевал против его мятежных союзников, в скольких опасных боях защищал его… А помнишь, как я водрузил знамя на Шамшулте? Всего и не перечислишь…
– Царь не остался в долгу. Он назначил тебя правителем над всеми странами Утика и Севорда, возложил на тебя командование северными войсками. Ты же воспользовался данной тебе властью и войском, чтобы поднять восстание и обнажить меч против своего благодетеля и государя.
– Против моего благодетеля? Никогда больше не говори этого! Против моего врага!
– Врага? Разве царь может быть врагом своего слуги? – заметил князь, как бы не поняв слов сепуха.
– Князь! Если тебе ничего не известно о причине моей вражды, довольствуйся тем, что я тебе сказал, больше мне добавить нечего.
– И не надо. Я знаю сам, какие причины побуждают наших князей враждовать с царем и восставать против него.
– Тщеславие, жадность, сребролюбие?.. – прервал его сепух. – Ты думаешь, одна из этих причин и побудила меня восстать против государя?
– Не знаю и не желаю знать. Но я хочу, чтобы ты свернул знамя восстания и меч, обнаженный против своего государя, вложил в ножны.
– Это угроза?
– Нет, только просьба, мольба…
– Удивляюсь. Князь Марзпетуни просит и умоляет сепуха Амрама? Такой покорностью не отличались до сих пор марзпетунские нахарары. Нет ли тут какой-нибудь тайны или загадки?
– Счастлив тот, кто может самоотверженно служить родине. Только благо родины заставляет меня склонить перед тобой мою гордую голову. Можешь ли ты презреть такую покорность или искать в ней тайну?
– Нет.
– Так выслушай меня. Смягчи свое сердце и предотврати кровопролитие, которое может произойти через день-два.
– Не могу.
– Значит, тысячи армянских женщин родили в муках сыновей и вырастили их в многолетних страданиях для того, чтобы вы, князья, в течение одного дня принесли их в жертву вашим личным страстям?
– А когда вы ведете народ против арабов и предаете его магометанскому мечу, тогда вы не вспоминаете о муках и страданиях армянских матерей?
– Воевать против врагов родины, умереть ради ее свободы – священный долг каждого. Никто не вправе уклониться от этого. Но братоубийство – преступление, проклятое богом и людьми.
Амрам, который во время разговора встал с места, снова сел и стал задумчиво разглядывать копья, прислоненные в углу шатра. Затем, поглаживая свою пышную, шелковистую бороду, мягко сказал:
– Князь Марзпетуни, хорошие слова произносить легко, но совершать благие поступки трудно. Я бы не хотел прослыть преступником, но обстоятельства сильнее меня. Отныне мне все равно, что обо мне будут говорить. Надо мной только один судья, это – моя совесть.
– Совесть не позволит тебе подвергать опасности жизнь твоих братьев…
– Не прерывай! Моя совесть – судья мне. Но не в этом дело. Если даже я смирю свой справедливый гнев, усыплю свою совесть – я все же не смогу исполнить твою просьбу. Я не один иду против царя. Со мной гардманский и абхазские князья со своими союзниками. Ты видел многочисленные шатры, разбитые на равнине. Здесь собрались все князья, которые хотят свести с царем старые счеты. Если я уведу отсюда утикские отряды, за мной не последуют ни севордцы, ни гардманцы, ни агванцы, ни князь тайский, ни абхазский царевич.