Читаем Гёте. Жизнь как произведение искусства полностью

В своем «Учении о цвете» Гёте претендует на открытие великих, фундаментальных законов, и поэтому в данной области он, недавно имевший честь лично беседовать с Наполеоном, сравнивает себя с великим императором. Наполеон принял и «осветлил» мрачное наследие французской революции, но и самому Гёте, как он впоследствии объяснял Эккерману, досталось не менее мрачное наследство – «ошибка в учении Ньютона»[1395], которую он должен был прояснить. Как и Наполеону, ему приходилось действовать жестко, чтобы победить противников, – отсюда и тот воинственный дух, с которым он подходил к своим научным изысканиям. В предисловии к «Учению о цвете» тоже слышится угроза: «Таким образом, здесь не может идти речь о длительной осаде или затянувшейся междоусобице. Скорее, мы видим это восьмое чудо света уже как покинутую обитателями, грозящую обвалом древность, и сразу, безо всяких колебаний, готовы сносить его с конька и крыши, чтобы солнце заглянуло наконец в это старое гнездо крыс и сов»[1396].

Гёте видит и подает себя как защитника света в борьбе против мракобесов современной ему науки. «Я познал свет во всей его чистоте и правде, – говорит он Эккерману, – и считал своим долгом за него вступиться. Противная же партия всерьез намеревалась его замутить, утверждая, что тень – частица света»[1397].

Современные ученые признают правоту Гёте разве что в отношении физиологических цветов – прежде всего его открытие так называемых последовательных образов. После длительного восприятия какого-либо цвета самостоятельная активность глаза порождает дополнительный цвет, в соответствии с цветовым кругом: желтый вызывает появление фиолетового, оранжевый – синего, а пурпурно-красный – зеленого цвета. Соответствующий эксперимент легко провести самому: для этого необходимо в течение продолжительного времени смотреть на определенный цвет, а затем перевести взгляд на белую поверхность. Какой-то момент глаз будет видеть дополнительный цвет. «Эти явления чрезвычайно важны, так как указывают нам на законы зрения <…>. Глаз при этом требует, собственно, цельности, и сам в себе замыкает цветовой круг»[1398].

Субъективный аспект восприятия цветов, вплоть до описания эмоционального воздействия того или иного цвета, объясняется на основании множества тонких наблюдений, относящихся к феномену в буквальном смысле этого слова, т. е. к зримой реальности цвета. Впрочем, именно так Гёте понимал науку о природе в целом – как феноменологию. И его собственные научные изыскания в точности соответствуют этому пониманию. «Только не нужно ничего искать за феноменами: они сами по себе – учение»[1399], – гласит одна из его максим. При этом следует опасаться тех теоретических конструкций, которые искажают восприятие реальности. Необходимо, сохраняя непредвзятость, позволить феноменам воздействовать на органы чувств. «Теории, как правило, представляют собой поспешные выводы нетерпеливого разума, желающего избавиться от феноменов»[1400]. Человек, сам будучи существом природным, должен максимально развивать свои способности, чтобы стать органом познания природы. В этом смысле познание природы есть ее самопознание: через человека природа открывает глаза, видит, что она существует, и познает, чем она является. Необходимые для этого кондиции подразумевают не использование искусственных приборов (хотя сам Гёте не пренебрегал ни призмами, и телескопами), а тщательность наблюдения, натренированность органов чувств, отличную память, с тем чтобы без труда сопоставлять эмпирические данные, способность суждения, обмен опытом и не в последнюю очередь благоговение перед тайной. «Высшее счастье мыслящего человека, – гласит другая максима, – изучить то, что поддается изучению, и тихо почтить то, что изучению не поддается»[1401].

Естественно-научные изыскания Гёте не выходят за границы наглядного. Гёте отдает предпочтение морфологическому и типологическому типу наблюдения. Морфология задается вопросом о взаимосвязи внутри определенной последовательности форм с ее переходами и цепочками развития, т. е. вопросом о том, как из одного получается другое. Типология же занимается упорядочиванием сосуществующих типов, их сходством и различием, а также формами смешения и соединения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии