Гёте. Жизнь как произведение искусства

Основная мысль гётевского учения о цвете, решительно опровергающего теорию Ньютона, гласит: цвета не содержатся в свете, и увидеть их при воздействии света как спектральные цвета можно благодаря преломлению. Свет, по утверждению Гёте, не может содержать ничего, что темнее его самого. Цвет возникает тогда, когда свет сталкивается с темнотой и смешивается с ней или когда он пронизывает более темную среду. Ближе всего к свету возникает желтый: это затемненный свет. Ближе всего к темному – синий: это освещенная темнота. Смешение этих двух основных цветов дает зеленый. Так получается цветовой треугольник из синего, желтого и зеленого, находящегося в нижней вершине треугольника. Завершение этой системы в цветовом круге достигается лишь тогда, когда два основных цвета – синий и желтый – трансформируются, или, если говорить словами Гёте, повышаются за счет большей темноты: так синий становится фиолетовым, а желтый – оранжевым; в красном эти повышения фиолетового и оранжевого соединяются. Таким образом, мы имеем полярность основных цветов – желтого и синего, затем их повышение в сторону красного и их смешение в направлении зеленого. Так, через полярность и повышение, замыкается цветовой круг: слева находится синий, справа – желтый, наверху – красный, внизу – зеленый, а между ними – переходные цвета: желто-зеленый, коричневый, светло-красный и так далее. Таким образом, мы всегда имеем дело с затемнением или осветлением основных цветов, а также с наложением и смешением. При всем при том главный принцип остается неизменным: свет – это прафеномен, его нельзя разложить на элементы или свести к чему-то еще. Но что есть свет сам по себе, в чем заключается его сущность или его субстанция? – этот вопрос Гёте не интересует. Почему? Потому что он, вполне в духе современной науки, исследует не сущность объекта, а его воздействие. Опять возникает вопрос: почему? Потому что о сущности чего бы то ни было мы в принципе ничего не можем знать, а узнаем о том или ином феномене только постольку, поскольку он воздействует на окружающий мир и в конечном итоге на нас. Место этого воздействия есть совокупность наших чувственных и умственных впечатлений, причем не только у каждого индивида в отдельности, но в обмене и сопоставлении различных точек зрения и разного опыта. Отдельный человек – это организм, способный воспринять встречающуюся ему природу, но человечество в целом – это гигантский организм, который, по крайней мере в тенденции, способен понять эту природу, причем как свою собственную, так и окружающую его. В одном из писем к Шиллеру Гёте писал, что природа ловко прячется, не позволяя людям объединить свои познавательные усилия. Если бы это было возможно, если бы человечество действительно могло стать единым субъектом познания, то спали бы все покровы, и природа была бы для нас как открытая книга, каковой она в реальности не является. Но даже не имея возможности охватить и понять весь текст, мы все-таки умеем читать. Читать книгу природы – значит скрупулезно регистрировать ее воздействие на нас, совершенствовать собственное восприятие и способность к суждению, сопоставлять различные воздействия друг с другом и так далее. Наша реальность в целом состоит из этих самых воздействий. Выйти за их границы мы не в состоянии – Гёте подчеркивает эту мысль уже в предисловии к своему «Учению о цвете»: «Ибо, собственно, все наши попытки выразить сущность какого-нибудь предмета остаются тщетными. Воздействия – вот что мы обнаруживаем, и полная история этих воздействий охватила бы, несомненно, сущность каждой вещи»[1388].

Поэтому Гёте в его учении о цвете интересует не так называемая сущность света, а его воздействия в столкновении с препятствующими, преломляющими, затемняющими элементами. Из этого столкновения и возникают цвета. Таким образом, тема этого труда – не сущность света, а его воздействия, или, как он опять-таки подчеркивает в предисловии, «деяния света, деяния и претерпевания»[1389]. Уходя от вопроса о сущности и ограничиваясь изучением воздействий, Гёте, с одной стороны, отказывается от метафизической спекуляции:

Вот зрелище! Но горе мне:
Лишь зрелище! <…>
Мне дух земли родней, желанней[1390].

Это слова Фауста из его первого монолога, где он прощается с неоплатоническим миром идей. «Дух земли», к которому он взывает, впоследствии оказывается слишком могущественным, но, несмотря на это, Фауст на верном пути – это путь земных, зримых воздействий, и себя самого он тоже освобождает для новых свершений. Вопрос о том, почему ему понадобилась помощь Мефистофеля, мы рассмотрим позднее.