— Вы себя поберегите! — понимающе вздохнула я, глядя на «молодого, крепкого и сильного». — В вашем возрасте уже беречь себя нужно начинать…
Я похлопала старика по плечу, но тот спрятал лицо в руках. Его плечи вздрагивали.
— Я так надеялся, — прорыдал он. Нда… Сложно расставаться с привычным укладом жизни! Всю жизнь, небось, в слугах проходил, а теперь нужно привыкать жить по новому! Ничего, привыкнет!
— Я скажу всем? Да? — произнес Гиос, тяжело вздохнув. Он стал спускаться по лестнице, а я решила ободрить его. — И не пожил–то совсем!
Мне рассказывали, что слуги даже жить не успевают! Мало того, что вечно за хозяином бегать, так еще в любое время дня и ночи потребовать могут.
— Сильно мучился? — внезапно спросил старик, толкая дверь.
— Конечно же, сильно! Но теперь все позади! — утешала я бедного деда, который еще не верил, что с этого момента может отдохнуть. А то, небось, ишачил без продыху! Подай- принеси, отнеси, сбегай! А он вон на свечку уже дышит.
Я оставила деда в роскошном коридоре, а сама стала осматривать замок. Да! Убираться тут и убираться! Ничего, до обеда должна поспеть! Осталось найти ведро и тряпку! Так, нужно у деда спросить, где у них ведра и тряпки хранятся. Сейчас приберусь, потом скотину покормлю, а потом и готовить начну!
— А где у вас ведро и тряпка? — спросила я, видя, как старик возвращается в внутреннего двора.
— А что? Очень нужно, да? — сглотнул дед, поглядывая наверх.
— Ну да! — вздохнула я. — А кто ж затирать все будет?
Дед побледнел еще сильней, повернулся и направился в сторону двери.
Толку с него никакого! Сама поищу! Обойдя коридоры и залы, я никого не встретила, чтобы спросить! Потом подумала и решила, что зря теряю время! Вон какой горшок стоит! Чем не ведро!
Я взяла золотой горшок, который стоял возле стены. Осталось швабру соорудить! Сразу видно, что здесь не моют! Ни швабры нет, ни тряпки! Придется поискать тряпку старую! А заместо швабры вон ту штуку приладить!
Я вытащила из рук рыцаря в золотых доспехах палку с лезвием, потом направилась по коридору в поисках тряпки. Нет, это не берем. Эта новая! И эту тоже не берем! А вот и старая! Думаю, ее никто не хватится. Вон, какая ветхая! Прямо рассыпается в руках! Ничего, сейчас водички наберем, тряпку намочим и быстро весь замок отмоем.
Глава тридцать третья
Бертран проснулся в самом отличном расположении духа. Он был не прочь повторить эту ночь, и вознамерился сделать это прямо сейчас, но вместо жены лежала смятая подушка.
Внутри у герцога что–то похолодело, когда он посмотрел на приоткрытую дверь, ведущую из комнаты. Потом до него донеслись голоса. Герцог прислушался. Он смутно понимал, о чем говорили. Потом стало понятно, что говорили о нем.
Он приоткрыл дверь на балкон, и голоса стали отчетливей.
— Хороший герцог… — рыдал мужской голос. — Такой прямо светлый человечек… Хоть он мне и глаз выколол, но глаза у него в этот момент были добрые–добрые.
— Ыыыы, — донеслось нестройным хором.
— Да, чудесный герцог. Проницательный. Служить ему — одно … простите, — кто–то высморкался и женским голосом продолжил. — Одно удовольствие. Мужа моего в пропасть скинул. Но я же потом нового себе нашла. Получше. Вон как чувствовал, что Джон Большая Нога мне не пара!
— А когда меня над пропастью держал за горло, — захлебывался рыданиями кто–то из слуг. — Так держал так бережно. Я‑то сразу понял, что бросать не будет. А я обделался только ради приличия.
Бертран не понимал, что происходит. Крестьяне и слуги не шибко его любили. То и дело вспыхивали мятежи, восстания, бунты, которые срочно приходилось гасить, уничтожая зачинщиков. Чтобы другим неповадно было! Он платил много, но при этом много требовал! Так что тут в какой–то мере все было справедливо.
Бертран был всегда уверен, что его ненавидят и бояться, как вдруг плач усилися.
— А помните, как он мятеж подавлял? — заревел кто–то в голос. — Троих в пропасть скинул! А мог бы и всех, без разбору!
— Да–а–а, — горестно подтвердили остальные плакальщики.
— Я вон на старых ногах к нему каждый день поднимался, спешил, — послышался севший голос Гиоса. — И ругал иногда, но любя! Как вспомню, так слезы на глазах наворачиваются. Однажды я сказал ему, что он слишком жесток. А он мне что? Он говорит: «И ты старик туда же хочешь?». А сам с такой добротой и любовью посмотрел…
— А какой справедливый наш герцог! Помните, когда восстание было пять лет назад? — вспомнил кто–то, трубно сморкаясь. — Он тогда разделил восставших на две половины. И заставил сильную половину лишить девственности слабую. А потом наоборот. Зато я судьбу свою встретил! До сих пор вместе живем! Мужикам в тот день тяжко пришлось. Ну еще бы, бабы на восстание не пошли! Ни одна!
Бертран недоумевал, а что его так резко все начали любить?
Поэтому он осторожно слетел с башни, видя, как все слуги собрались возле колодца и ревут.
— А какой щедрый, — заныла кухарка, утирая слезы фартуком. — Подзатыльники щедро по всем размазывал…
И тут один из слуг обернулся, глядя на Бертрана красными от слез глазами.