Герцог в сияющих доспехах

– На мне куча одежды, так что не волнуйтесь, но вам будет удобнее, если снять обувь.

– После того как моя нога побывала в кроличьей норе?

– У меня шестеро братьев, – напомнила она. – И крепкий желудок.

Герцог тихо, страдальчески рассмеялся, но и этого было достаточно: ему было с ней весело, – и позволил стянуть с его ноги туфлю.

Задача оказалась не такой уж простой. Нога распухла, из чего Олимпия заключила, что там скорее всего растяжение. К счастью, туфли были из мягкой тонкой кожи. Они, конечно, не годились для прогулок по полям, но снять их было легче, чем стянуть сапоги, если бы таковые имелись.

Его нога в чулке не издавала неприятных запахов, но Олимпия изобразила, причем весьма убедительно, будто ей дурно и она вот‑вот упадет в обморок: отпрянула, зажала нос, закатила глаза. Все это позабавило Рипли, и он рассмеялся.

Мужчины никогда не становятся взрослыми, но это не беда, а сейчас ей и вовсе на руку: будет развлекать на протяжении оставшихся нескольких миль дороги.

Олимпии и самой нужно было отвлечься, поскольку она изнывала от смущения, баюкая его большую, облаченную в чулок ногу на собственном колене.

Некоторое время спустя

Герцог сказал Олимпии, что Кемберли‑плейс – старая развалюха, и она представляла себе старинный усадебный дом на сельских просторах. Слово «развалюха» наводило на мысль о позднейших пристройках, составлявших вместе с домом живописное, разнородное нагромождение, этакий загон для кроликов, но она сильно ошибалась.

Кемберли‑плейс представлял собой огромный особняк, построенный еще во времена Тюдоров, и внешне, казалось, не претерпел с той поры особых изменений.

Впрочем, некогда оно должно было замыкаться вокруг внутреннего двора четырехугольной формы, а нынешний дом имел в плане форму подковы, его обильно украшала терракота и цветное витражное стекло.

Их не приглашали и не ждали, но Рипли, как владельца, привратник впустил без колебаний, расспросов и причитаний, что хозяев нет дома.

К тому времени как дилижанс въехал во двор, у окон столпились люди – прислуга скорее всего, – а через минуту им навстречу вышел высокий худой мужчина, чьи властные манеры безошибочно указывали, что это дворецкий. За ним поспешали лакеи.

Дворецкий, имя которому было Тьюкс, вел себя так, как и полагалось уважающему себя главе домашней прислуги: и бровью не повел, увидев грязный почтовый дилижанс посреди величественного старинного двора, на ходу успев оценить происходящее.

Затем, когда слуги подбежали, чтобы открыть дверцы кареты, и все получили возможность увидеть, кто внутри, последовали поклоны, расшаркивания и указания подчиненным.

Лакеи помогли Рипли выбраться наружу – зубы стиснуты, лицо белее мела. Олимпия была уверена, что перелома нет, вывих или растяжение тоже причиняют ужасную боль, особенно поначалу.

К счастью, парадный вход Кемберли‑плейс располагался вровень с землей, и Рипли не пришлось преодолевать ни единой ступеньки, чтобы войти в дом.

Оставив на попечении дворецкого собаку, кучера, свадебное платье, сброшенную туфлю и все остальное, Олимпия вслед за Рипли и двумя дюжими лакеями, на плечи которых он опирался, вошла в гулкий большой холл, где обнаружила, вполне ожидаемо, и тяжелые дубовые панели, и укрепляющие стены балочные перегородки. Позже, сказала она себе, еще будет время полюбоваться стариной, а сейчас необходимо помешать Рипли усугубить состояние. Хорошо хоть не отверг помощь лакеев. Дорога, особенно последний ее участок, перед тем как они въехали в подъездную аллею, была исключительно ухабистой.

Хозяйки дома еще не появлялись, поскольку не ожидали вторжения и могли находиться где угодно: например, в гостях у соседей. И не надо паниковать.

– Куда теперь? – спросила Олимпия.

– В библиотеку, – приказал Рипли.

До нее еще нужно было дойти, однако герцог, ничего не объясняя, почему‑то хотел именно туда. Впрочем, он вообще не снизошел до объяснений чего бы то ни было: например, не сказал, почему не может идти самостоятельно и отчего на нем только одна туфля.

Просто давать какие‑то объяснении, видимо, ниже его достоинства. Все вокруг сами должны обо всем догадываться и ловить указания на лету, прилагая к этому максимум усердия. Но она‑то не герцог и не видела смысла в том, чтобы прислуга шепталась и строила догадки, кто она и почему здесь.

Тьюкс вернулся к тому времени, как лакеи усадили хозяина на диван, подложив под ногу подушку. И она сообщила ему:

– У его светлости, по‑видимому, растяжение лодыжки.

– Ушиб, – сказал Рипли.

– Посмотрим. – Олимпия наклонилась, чтобы осмотреть ступню. – Но поскольку я не стреляла в вас, не бросалась камнями и никто меня не знает, предпочла бы статься вне подозрений.

– Ну, здесь этим вряд ли кого‑то огорчишь, скорее насмешишь, – заметил Рипли и взглянул на дворецкого. – Независимо от того, применила эта леди насилие или нет, мне требуется укрепляющее средство, Тьюкс! Бренди! И побольше.

– Да, ваша светлость.