Герцог в сияющих доспехах

Он некоторое время разглядывал ее: грязное пятно на носу, стекла очков, затуманенные слезами или дождем, и странная прическа, которую он соорудил из ее волос. После того как закончились злосчастные дни его детства, ни одна женщина не сомневалась, хватит ли у него денег на что бы то ни было. И это было довольно трогательно, только не его это дело – умиляться. Его долг – направить события в правильное русло. Что может быть проще…

Доставить девицу к тетке, заставить Эшмонта броситься за ней вдогонку и убедить всех, что это всего‑навсего привычный для «их бесчестий» розыгрыш.

– Так вышло, что я прихватил наличность: на чаевые, взятки и всякую всячину, – успокоил ее Рипли. – Эшмонт, понятное дело, слишком волновался перед женитьбой, чтобы думать о столь прозаических вещах.

– Волновался, – повторила Олимпия. – Вот как вы это называете? Я бы сказала, что он был в стельку пьян, когда вы втроем ввалились в библиотеку.

– Кто бы говорил, – съязвил Рипли.

Кеб остановился, громыхая колесами и сотрясаясь, как это было уже бессчетное количество раз на протяжении этого бесконечного путешествия. Рипли выглянул в окошко. Царапины на стекле и грязевые потоки милосердно скрывали окружающее, которое могло оказаться каким угодно. Пришлось опустить окно. Дождь перешел в премерзкую морось.

Кучер возвестил:

– Баттерси‑бридж, ваша светлость!

– Мы еще можем повернуть назад, – сказал девушке Рипли.

– Нет! – резко ответила та.

Глава 3

Голоса, которые слышали в саду леди Олимпия и герцог Рипли, принадлежали братьям девушки, причем задачей младших было воспрепятствовать старшему.

Когда лорд Ладфорд выбежал из детской, Кларенс крикнул:

– Быстрее, Дрю! Останови его!

Эндрю выбежал из классной и бросился к лестнице. Кларенс едва поспевал за старшим братом и вопил что есть сил:

– Оставь ее в покое, злодей! Пусть бежит.

Он был несправедлив к Ладфорду: никакой он не злодей, просто старший брат. И не счесть, сколько раз бедняга брал на себя вину и даже терпел наказание за проделки своих юных родственников.

Когда Ладфорд обернулся и гневно воззрился на Кларенса, Эндрю улучил момент и пулей вылетел на лестницу, опередив всех, сбежал вниз, нырнул в коридор, выскочил в дверь и помчался к черному ходу этого старинного дома. Ладфорд, призывая на голову брата всевозможные кары, бросился за ним.

Кларенс, который преследовал Ладфорда по главной лестнице, сумел обогнать его на втором этаже, прежде чем припустить в сторону коридора для слуг. Ладфорд, не желая привлекать к себе внимание гостей, что столпились в дверях гостиной, и давать пищу для злых языков, которые и без того уже работали вовсю, также выбрал тайный путь и последовал за младшим братом.

По пути на первый этаж они встретили нескольких слуг, но никто особенно не удивился: все в доме привыкли, что резвые мальчишки вечно путаются у них под ногами.

К тому времени как Ладфорд достиг сада, Эндрю был далеко впереди, да и Кларенс не особенно отставал.

– Берегись, Олимпия! – закричал Эндрю. – Гончие взяли твой след!

Кларенс продолжал орать: все в том же духе, будто за сестрой гнались все черти ада, а не родной старший брат, который всего лишь хотел узнать, что стряслось.

Беда же Ладфорда в данный момент заключалась в том, что Олимпия прочла младшим братьям в их юном возрасте слишком много книг о романтических приключениях. Теперь же они читали их по собственному почину, набивая себе головы бреднями про подвиги, от которых стынет в жилах кровь, и про битвы не на жизнь, а на смерть, среди галантных рыцарей, викингов, разбойников, пиратов и им подобных героев.

Через некоторое время до Ладфорда дошло, что братья водят его кругами. Ему давненько не доводилось бывать в саду у Ньюлендов, а вот мальчишки бегали здесь на свободе каждый раз, когда семейство наезжало с визитами.

К тому времени как он добежал до задней калитки сада, младшие уже были тут и, вцепившись в прутья узорной кованой решетки, выглядывали на улицу. Направив взгляд туда же, Ладфорд не увидел ни сестры, ни Рипли и, пробормотав пару страшных проклятий в адрес младших братьев и не заботясь о сохранности надетой по случаю свадьбы нарядной одежды, перелез через ограду и со всех ног помчался по Хортон‑стрит.

* * *

– Только не пароход! – возразил Рипли. – Сейчас там столпотворение: пассажиры толкаются и ругаются, пытаясь занять место на борту, и им не до нас, но устроившись поудобнее, захотят развлечений, и мы им устроим представление. Вы будете в главной роли.

Схватив леди Олимпию за руку, он повлек ее туда, где возле ступеней Баттерси‑бридж дожидались лодочники.

Некогда безупречный узел шейного платка и отлично накрахмаленные манжеты сорочки теперь размякли и обвисли. Вымокшие под дождем сюртук и брюки украшали пятна всех цветов. Туфли, совершенно не предназначенные для бега по грязным улицам, были все заляпаны, потерты и поцарапаны.

Тем не менее он оставался герцогом, и неважно, что подумали бы зеваки… хотя было омерзительно сознавать, что он без шляпы.