Герцог в сияющих доспехах

– Да, пусть им занимается врач, – сказал Эшмонт. – Не хочу, чтобы этот прохвост истек кровью до смерти из‑за пустяковой дырки в голове.

– Пустяковой? – возмутился Рипли. – Черт, ты меня чуть не убил! О чем ты думал, скотина?

– Ты куда стрелял? – закричал Эшмонт. – Тебе полагалось стрелять в меня, мошенник ты этакий!

– Мошенник? – взревел Рипли. – Что, по‑твоему, я должен был делать? Ты меня чуть не убил, придурок!

– Что это на тебя нашло? – не унимался Эшмонт. – Ты ведь даже не собирался в меня стрелять!

– А ты думал, что стану?

– Почему нет?

Пока продолжалась эта перепалка, врач спокойно делал свое дело. Впервые в жизни Олимпии не хотелось смотреть, но она и так знала, что полагается делать. Она бы промыла рану и наложила давящую повязку, чтобы остановить кровотечение. Если рана такая пустяковая, как говорит врач, кровь скоро остановится. Но как скоро? Этого она сказать не могла.

Зато никто из мужчин, кажется, нисколько не беспокоился: Олимпия уловила бы тревогу, даже если бы они пытались ее не выказывать, – и почувствовала… облегчение?

Мужчины!

– Дырка в голове… А вы точно знаете, что ее там не было и раньше? – спросила она у доктора, и тот улыбнулся.

– Пуля снесла его светлости краешек уха и оцарапала кожу. Выглядит хуже, чем есть на самом деле, потому что такие раны обильно кровоточат. – Закончив обработку, он начал бинтовать раненому голову. – Могу вас обрадовать: рана несерьезная, чистая, так что скоро все заживет.

– Как на собаке, – рассмеялся Рипли.

– Молчите! – разозлилась Олимпия и бросила гневный взгляд на Эшмонта: – Я не с вами говорю.

– А я что? – возмутился тот. – Он должен был стрелять!

– Я не смог – лучший друг все‑таки…

– А я рассчитывал, что ты выстрелишь! – выкрикнул Эшмонт. – Я бы промазал на волосок. А ты поднял свою чертову руку и сбил мне прицел!

– Откуда мне было знать?…

Олимпия, не веря собственным глазам, переводила взгляд с одного на другого и обратно.

– Только не говорите, что все это было спектаклем!

– Дело чести, – сказал Рипли.

– Дело чести, – повторил Эшмонт.

– Его чести и моей, – сказал Рипли и добавил: – И вашей, герцогиня.

– Особенно вашей, – сказал Эшмонт.

Олимпия взглянула на него.

– Моей! Да кто вас просил ради меня совершать такие дурацкие поступки?

– Ну разве мог я отпустить свою невесту без драки? – усмехнулся Эшмонт.

– Очень серьезной драки, – поправил Рипли. – Дать кулаком в морду было недостаточно.

– Было бы гораздо лучше, если бы ты все‑таки выстрелил, – заметил Эшмонт.

Доктор тем временем закончил перевязку и откланялся.

– Разве вы не понимаете? – продолжил Рипли. – Если Эшмонт не стал бы из‑за вас стреляться, тут же пошли бы сплетни, что вы того не стоите.

– Именно, – подтвердил Эшмонт.

– Господи, дай мне сил!

Воздев руки к небесам, Олимпия пошла прочь.

Оба дуэлянта смотрели ей вслед, и на сей раз ее походка явно выдавала раздражение.

– Я не ждал, что женщины способны понять, – сказал Эшмонт. – А вот ты понял.

– Да, дошло в конце концов.

Эшмонт помог Рипли встать и признался:

– Я и вправду хотел тебя убить.

– Знаю. И почему же не убил?

Почему? Рипли требовал объяснений, которые ничего не объясняли. Эшмонт нахмурил брови, и прошла долгая минута, прежде чем опять улыбнулся, и пожал плечами:

– Письмо, которое она написала, было таким… добрым и честным.

Его голубые глаза посмотрели вслед быстро удалявшейся по тропинке Олимпии.

– Лучше догони ее, а то вдруг опять сбежит.

Рассмеявшись, Эшмонт направился к своему экипажу, а Рипли пошел вслед за женой.

Олимпия ожидала его возле дилижанса, сложив руки на груди. Рипли старался не хромать. Голова болела, кожу саднило, но он не собирался в этом сознаваться.

– Думаю, нужно будет сменить повязку, – сказала Олимпия. – И приложить лед.

– Разумеется, но Сноу отлично справится. Вы же не хотите его обидеть?

Олимпия взглянула на камердинера мужа.

– Вы вернетесь домой вместе с Дженкинс, а мы с герцогом поедем в дилижансе.

Сноу, прежде чем выполнить ее приказ, вопросительно взглянул на хозяина.

– Делай как велит ее светлость, – сказал Рипли. – Не иначе, она хочет снять с меня стружку, но наедине. Дженкинс вроде не кусается.

Камердинер уехал, а Першору хватило ума вообще не показываться на глаза. Будь Рипли на его месте, тоже дал бы деру при виде рассерженной Олимпии.

Он помог жене сесть в карету, затем забрался сам. Воцарилась тишина. Олимпия демонстративно смотрела в сторону и молчала до тех пор, пока впереди не показался трактир под названием «Зеленый человек», что на самой вершине холма Патни.

– Можем сделать остановку, если хотите. Вроде бы так положено после дуэли.

Ага, похоже, лед начинает таять, подумал Рипли, но предпочел отказаться:

– Не сегодня. У меня уже была возможность подкрепиться: содовая с бренди, – тоже традиция, видите ли.

– Жаль, я раньше не знала, – вздохнула Олимпия. – Вот что мне нужно было тогда. Бренди штука хорошая, но с чаем невкусно. Что ж, хоть на это хватило ума, и то дело.