Героини

В конце концов он смирился с тем, что незаконнорожденная девочка будет воспитываться как его родная внучка, и позволил маме остаться в Прэри Блафф вместе со мной. Чикагский рынок недвижимости пришел в упадок, а без дополнительных доходов усадьбу было невозможно содержать. Тогда дед с бабушкой решили превратить ее в пансион. В вестибюле на первом этаже была установлена стойка с колокольчиком и журналом регистраций. Маме понравилась затея с пансионом, она даже придумала ему название «Усадьба Прэри», которое у меня ассоциировалось с сумасшедшим домом. В каком-то смысле пансион таковым и являлся. В нем перебывало немало вполне нормальных женщин, но, по непонятным мне причинам, «Усадьба» привлекала героинь, мечтавших найти покой и отдохновение от бурных житейских перипетий. На протяжении трех недель в саду в гамаке дремала мадам Бовари, которую бросил неверный Родольф. Пенелопа лениво поедала наш фирменный чечевичный суп в ожидании Одиссея. Дейзи Бьюкенен бесконечно долго принимала ванну после пробежек с Миртл Уилсон. [1]Мама была заядлой любительницей чтения. Уже в семь лет она наизусть знала «Таинственный сад» [2]и «Принцессу на горошине». Ей всегда было известно, чем заканчивались истории наших гостий, но она вела себя так, как будто не имела об этом ни малейшего понятия. В доме был чердак, где под замком хранились книги. Они были аккуратно расставлены в шкафах соснового дерева, тоже запиравшихся на замок. Маме не хотелось, чтобы Анна Каренина узнала о своей трагической кончине под поездом.

В раннем детстве я не могла разобраться, кто из постоялиц является героиней, а кто нет. Иногда гостью выдавало состояние летаргического сна, в котором она пребывала почти постоянно, или непрерывные рыдания, или чрезмерный аппетит. Мама же сразу узнавала, кто есть кто, но рассказывала мне об этом только после отъезда постоялиц. Она боялась, что я проявлю бестактность и попытаюсь вмешаться в их судьбы. Но в то самое лето мне отчаянно захотелось, чтобы мама стала мне доверять; захотелось засиживаться с героинями допоздна, слушать и кивать, как мама, угощать их попкорном и никогда не давать советов. Не могу сказать, чтоб я предпочитала героинь обычным постоялицам, а вот мама… та да. Она очень трепетно относилась к любым проявлениям их переживаний, как никто, умела разговорить любую. В тринадцать лет я считала, что напрочь лишена подобных талантов. И теперь мама носилась с Дейрдре как с писаной торбой, ставила ее интересы превыше моих (хотя и не подозревала, что Дейрдре — героиня). Мне всегда казалось, что у мамы и героинь есть какой-то общий женский секрет. Я стала тайком пробираться на чердак, где было жарко и душно, как в парилке, и перелистывать мамины книги. Пылинки плясали в лучах солнца, пробивавшегося в окошко этого кукольного домика, а я получала новые знания.

— Почему большинство из них умирают? — как-то спросила я маму.

— Все мы умрем, дорогая, — последовал ответ.

— Знаю. Но неужели писатели не могут придумать ничего получше? Разве обязательно травиться или кидаться под поезд?

— Это обычный способ создать драматический финал, — сказала она. — Некоторые из этих женщин — часть длиннющих романов. Должно же ждать читателя хоть какое-то вознаграждение, раз он проявил терпение и добросовестно прочитал все пятьсот или шестьсот страниц.

— Но ведь эти женщины… они же ненастоящие!

— Пенни… будь добра, принеси таблетки из шкафчика. Кажется, мигрень начинается.

Однако, как любая тринадцатилетняя девчонка, я прекрасно знала, чем допечь мать. Она ничем не могла доказать, что наши гостьи ненастоящие. Они обгладывали до костей куриные ножки, оставляли пучки волос на расческе в ванной. Когда зимой они дышали на оконные стекла, там оставался туманный след. А в один прекрасный день они исчезали.

Только не спрашивайте, как героини находили путь к «Усадьбе» (и одному Богу известно, почему они носили современные платья). Их никогда не интересовала техническая сторона такого сложного дела, как содержание пансиона. Они только и знали, что вести долгие разговоры, их занимали лишь собственные мысли и чувства. Героини начали появляться, когда мама была еще маленькой, и приезжали только в «Усадьбу». В доме на Линкольн-Парк их и в помине не было. Хотя мама смутно вспоминала каких-то загадочных красавиц, которые якобы склонялись над ее колыбелькой. Одну из них она запомнила особенно отчетливо (то была первая героиня, о которой она мне рассказала). Появилась эта дама, когда маме исполнилось пять лет.