– Вы собираетесь сохранить у власти наше временное военное правительство? – удивился Гальдер.
– Разумеется, мы сохраним ваше правительство, – ответил каперанг Малинин, – во-первых – какие-либо выборы или иные голосования до завершения процесса очищения будут просто неуместны, во-вторых – я очень занятой человек, а с военными, вроде вас, гораздо проще иметь дело, чем с гражданскими. Тем пока объяснишь, что к чему… Вы же будете знать, что действуете в интересах самой Германии и всех немцев. Чем быстрее ваша страна превратится в полноценную часть Империи, тем лучше для всех.
– Данные переговоры, – сказал Сталин, – были предварительными, поэтому прямо сейчас вам не надо говорить ни «да», ни «нет». Сейчас вам выдадут всю необходимую документацию, с которой вам следует внимательно ознакомиться, после чего вернут в вашу ставку «Мауэрвальд». Встретимся здесь же таким же образом через трое суток. На это время Красная Армия устанавливает на линии фронта негласное прекращение огня. Если германская пехота или артиллерия не будут обстреливать или атаковать позиции советских войск, то и советские войска так же не будут атаковать или открывать по ним огонь ни из каких видов оружия. Вам понятны эти условия?
– Да, герр Сталин, – ответил Гальдер, – понятны.
– А теперь, товарищ Малинче, – кивнул Сталин, – передайте коллеге Гальдеру необходимые документы, и пусть он идет. Шаттл, наверное, его уже заждался.
Та вытащила из-под стола массивный бумажный пакет, запечатанный пятью большими сургучными печатями, и толкнула его по столу в сторону Гальдера. Тот принял пакет, осмотрел целостность печатей, кивнул отцу народов, сказал: «Данке шен, фрау Малинче», после чего взял пакет под мышку и вышел вон.
При этом Сталин, внимательно контролировавший переговоры через психосканер, был уверен, что через три дня «Соглашение о Присоединении» с Германией будет заключено.
Почти сутки над линией фронта стоит гробовая звенящая тишина. Дождь тоже прекратился и в разрывы облаков кое-где уже проглядывают клочки ясного голубого неба. Зачирикали птицы, и кажется, будто больше нигде нет никакой войны. Не грохочет канонада, не рвутся снаряды, а пулеметные очереди не скашивают немецких солдат, пытающихся пробить себе выход из ловушки, в которую их завел «гений» Адольфа Гитлера. Мы целых два дня честно пытались разблокировать магистраль, но простые смертные не могут на равных драться с солдатами пришельцев. Те атаки были последними жестами отчаяния, после которых наша совесть была чиста перед Германией и фюрером, а погибшие в этих атаках были последними жертвами, принесенными на алтарь войны. Они погибли уже не ради возможной победы, а только по той причине, что, даже потерпев поражение, военная машина продолжала крутиться по инерции – вплоть до того момента, когда наконец поступила команда «Стоп».
Сначала, еще днем ранее, стало известно о набеге пришельцев на «Волчье Логово» и гибели или похищении вождя германской нации Адольфа Гитлера, что вызвало величайший вздох облегчения. С того момента эта одиозная личность уже не стояла на пути между нами и мирным разрешением конфликта. Потом Ставка ОКХ сообщила, что в связи с чрезвычайной ситуацией всю полноту ответственности за происходящее в Рейхе берет на себя временное военное правительство во главе с генералом Гальдером. И это тоже было хорошо. И бог весть куда при этом делся фельдмаршал Браухич, который до недавних пор, пока его не сместил Гитлер, был главнокомандующим Сухопутными Войсками Вермахта. Все ждали, что именно он возглавит хунту после исчезновения Гитлера, но этого так и не случилось. Наверное, не сошелся характером с теми, у кого была реальная власть и авторитет в войсках. По крайней мере, все распоряжения из ставки «Мауэрвальд» идут за подписью генерала Гальдера. И последним пришел приказ нового главнокомандующего о прекращении огня на всем протяжении советско-германского фронта – он был принят и тут же передан в войска. После этого-то на фронте и наступила та самая тишина.