«Революция менеджеров» – так назвал Бернхем свою опубликованную в 1940 году книгу, где он зафиксировал далеко зашедший процесс размежевания между собственником и управителем собственности. Книга Бернхема была воспринята как своеобразное открытие. Между тем уже Маркс в «Капитале» отметил различие между капиталом-собственностью и капиталом-функцией и предсказал возможное преобладание функции над собственностью. Однако марксисты из II Интернационала оставили эти слова без внимания, что и дало потом возможность правым социал-демократам использовать Бернхема против Маркса. В «революции менеджеров» они увидели качественную общественную перемену, чего Маркс, конечно, в виду не имел. Но в «Открытом заговоре» Уэллс предсказал еще одно направление буржуазной общественной мысли. Совсем как это сделает несколько десятилетий спустя Джон Кеннет Гелбрейт в книге «Новое индустриальное общество», он пытается объединить идеи «революции менеджеров» с кейнсианской идеей регулируемого капитализма. Так теперь выглядит уэллсовское представление о «творческой революции» – эволюционном преобразовании буржуазного общества. «Компетентным восприемником власти» должна в результате стать интеллектуальная элита, связанная с наукой, техникой и экономикой. Эти перемены, согласно Уэллсу, приобретут всемирный характер и сделаются основой для построения мирового государства, объединенного общей научной идеологией и общими экономическими интересами. Отсюда, кстати, и дружба Уэллса с Мондом, который оказался даже одним из героев «Мира Уильяма Клиссольда». В тот же год, что «Открытый заговор», появляется фантастический роман Уэллса «Мистер Блетсуорси на острове Ремпол», исполненный такого негодования против существующего общества, что делается ясно – мир, каков он есть, Уэллс по-прежнему не принимает. Он просто надеется, что этот мир удастся преобразовать без тех катаклизмов, какие он предсказывал перед войной и которые в ходе войны и после нее стали реальностью. Чем сам он мог помочь преобразованию и объединению мира? Уэллсу казалось, что его личным вкладом в это великое дело должна быть проповедь общечеловеческого. Первый шаг в этом направлении он сделал «Очерком истории». Теперь он задумал популярную книгу по биологии под названием «Наука жизни». Выполнить эту задачу в одиночку он не решился и взял себе в помощники Джипа и Джулиана Хаксли. Последний вспоминал об этом периоде своей жизни с ужасом. Уэллсом он восхищался. Он в жизни не встречал человека, способного работать в таком бешеном темпе, с таким напряжением сил. Но, к сожалению, он требовал того же и от помощников и начинал скандалить, когда они не укладывались в намеченные сроки. Как и «Очерк истории», «Наука жизни» печаталась двухнедельными выпусками, и через тридцать одну неделю читатели получили все три тома этой огромной книги. Завершена она была в 1930 году, а в 1934–1937 годах переиздана в девяти томах. Эта книга тоже имела большой успех.
Но когда в 1931 году Уэллс выпустил третью часть своей «образовательной трилогии» – «Работа, благосостояние и счастье человечества», его постигла неудача: в период мирового экономического кризиса само название книги звучало насмешкой. С Одеттой он оставался до 1932 года, но уже с трудом ее переносил. Особенно в Париже. А когда она без его ведома заявилась в Лондон, она показалась ему там такой неуместной, что он твердо решил с ней порвать. Надо было только уладить какие-то общие дела. Она грозилась продать его письма, и пришлось их у нее выкупать. Он любил Лу Пиду, хотел его оставить за собой, но скоро махнул на это рукой: он понял, что она просто затаскает его по судам. Она еще долго ему досаждала ночными звонками, поносила его у общих знакомых, писала ему оскорбительные письма. Одно из них он показал Сомерсету Моэму. «Ну как?» – спросил он. «Просто вонь идет!» – ответил Моэм. Когда в 1934 году Уэллс выпустил свою автобиографию, она написала такую гнусную рецензию на нее, что больше навредила себе, чем своему бывшему любовнику. Требовать чего-либо от него после этого было уже невозможно. Так Уэллс наконец отделался от этого своего приобретения двадцатых годов…
Тридцатые годы
Для тех, кому сейчас шестьдесят и больше, эти слова имеют особый смысл. В 1933 году в Германии пришел к власти Гитлер, и противостояние двух лагерей стало наглядно, как никогда. Не только для нас, мальчишек с московских дворов, не знавших еще, что из тех, кто постарше нас на год, на два, на три – пока еще участников наших игр, – большинство не вернется домой. Это сделалось ясно и для живших далеко от нас, в каком-то другом мире, «за границей», чьи имена мы находили на обложках книг и страницах газет. В эти годы все человеческое было антифашизмом. Честное искусство было антифашизмом. Высокие чувства были антифашизмом. Нежелание – для нас органическая неспособность – различать людей по цвету кожи и национальности было антифашизмом.