Читаем Георгий Данелия полностью

— Гипноз… Тек… Напрягаем волю! — Машков зажмурился. Гедеван посмотрел на Машкова, тоже закрыл глаза и напрягся. Открыл глаза, сказал:

— Не исчезает.

— Сильное поле! — Машков нервно подергал головой. — Друг, пришелец, верим, умеешь… Молодец.

Гедеван поводил перед собой рукой со скрипкой.

— Его нету, — сказал он.

Машков вытер пот со лба рукавом пальто. Нагнулся, пощупал песок. Выпрямился.

— А ты что видишь? — спросил он.

— Песок.

— Спокойно… — Машков снова оглядел бесконечные пески. — Что ж, значит, сработала все-таки эта хреновина! — Он достал из кармана сигареты, спички, закурил. — Так… Солнце есть, кислород есть, притяжение есть… Песок… Значит, мы или на Земле или на подобной планете.

— На подобной, — сказал Гедеван.

— И что это нам дает? Куда идти?

Гедеван пожал плечами.

— Нет… Давай считать, что Земля… На Земле в какой-то пустыне… Каракумы… Какие у нас еще пустыни?

— Пустыни? Много. Гоби. Сахара. Аравийская. Мертвое поле…

— Я спрашиваю: у нас!

— У нас еще Кызылкумы!

— Это где?

— Это, если смотреть на карту, от Аральского моря желтое пятно направо. Помните?

— Нет… — Машков подумал. — Давай считать, что это Каракумы. Идет?

Гедеван неуверенно кивнул.

— Тогда Ашхабад… Так… Разница по времени у нас примерно три часа… — Машков посмотрел на часы. — Солнце, значит, на западе. Север там. Пошли! — Машков снял пальто, перекинул через руку и зашагал на „север“».

Примерно до этого места фильм захватывает любого зрителя, но дальше там начинается то, что по сей день позволяет делить всех зрителей картины «Кин-дза-дза!» на тех, кто понимает ее, и тех, кто нет (к последним, например, причисляет себя даже бывшая соавторша Данелии и Габриадзе Виктория Токарева).

Владимир Николаевич и Гедеван попали на престранную песчаную планету Плюк в галактике с тем самым загадочным названием Кин-дза-дза. Словарный запас жителей этой планеты — пацаков и чатлан — состоит практически из одного слова, а именно слова «ку» (Эллочка-людоедка, чей словарь составлял 30 слов, могла бы только позавидовать плюканам).

В качестве «допустимого в обществе ругательства» на Плюке используют слово «кю». «Краткий чатлано-пацакский словарь», которым открывается вторая серия фильма, содержит объяснение и некоторых других слов: «кц», «цак», «эцих», «эцилопп», «пепелац», «гравицаппа».

Конечно, если бы все инопланетяне в фильме «кукукали» от начала до конца, поклонников у «Кин-дза-дза!» явно было бы в разы меньше. Но авторы сделали ловкий ход: плюкане умеют проникать в чужие мысли, что позволяет им в считаные минуты овладеть незнакомым языком. На этом строится почти весь словесный юмор картины.

Происхождения плюканских слов Данелия никогда не скрывал, неоднократно объясняя в своих интервью, что «пацаки» произошли от «кацапов», «чатлане» — от восточного ругательства «чатлах», «эцилопп» — производное от «полицейского», а «гравицаппа», разумеется, от «гравитации».

Межзвездный же корабль пепелац обязан своим названием грузинскому слову «пепела» («бабочка»). Это слово, кстати, можно услышать в одной из сцен «Мимино», где Буба Кикабидзе произносит на грузинском языке фразу, которую диктор закадрового текста Артем Карапетян зачитывает по-русски так: «Это же не самолет — это бабочка, черт бы ее побрал!»

Эскизы к фильму «Кин-дза-дза!». Костюмы эцилоппов. Художник Г. Н. Данелия. Около 1986 г.

Помимо скудного лексикона плюкан другим гениальным ходом соавторов стало допущение, что самой ценной денежной единицей в галактике Кин-дза-дза является «кц», то есть обыкновенная земная спичка. В конечном итоге Машкову и Гедевану удалось вернуться домой лишь за счет того, что Владимир Николаевич (как и его создатель Георгий Николаевич) был страстным курильщиком и имел при себе полный коробок пресловутых «кц».

Многое из сценария Данелия не воплотил лишь по причине ограниченных технологических возможностей тогдашнего кинематографа. Скажем, первый же эпизод сценария выглядит так:

«В небе висело два солнца. Одно огромное, желтое. Другое поменьше, оранжевое.

По пустыне шло существо. Вместо носа — хоботок. Уши большие, прозрачные. Глаза круглые, золотые.

Существо покрутило хоботком и тихонько прогудело:

— У-у-у».

И два солнца, освещающие Плюк, и фитюлька (именно так зовется существо с хоботком) появятся лишь в мультфильме 2013 года «Ку! Кин-дза-дза».

Другие сцены выпали из-за элементарной нехватки актеров. Так, Леонид Ярмольник, утвержденный на роль плюканского мошенника, в последний момент не смог присутствовать на бесконечно задерживающихся съемках — и нижеследующий сценарный эпизод так и не был зафиксирован на пленку:

«— Космическая пыль нужна? — послышался сзади шепот.

Машков оглянулся.

За ним на четвереньках стоял горбоносый мужчина с колокольчиком в носу.

— Да вроде бы не очень, — сказал Машков.

— А чем я мочь помочь? — настаивал горбоносый.

— Иди гуляй, родной, — нелюбезно прогнал горбоносого Би.

Гедеван сообразил:

— Машинки перемещения в пространстве у вас случайно нет?

— Как она выглядит?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство