Но Стрелецкий молчал, и молчал довольно долго. Главный, уловив необычность происходящего, вопросительно посмотрел на Валентина. Тот в ответ лишь пожал плечами.
— Что ж… — хрипло сказал наконец Стрелецкий и обстоятельно откашлялся. — Как говорится, да будет выслушана и другая сторона.
Он повернулся, глядя исподлобья и с некоторой, как показалось Валентину, неприязнью.
— Не знаю, — суховато и раздумчиво заговорил он, — почему вы обратились именно ко мне… но благодарю за доверие… — Помолчал, едва заметно поморщился. — Надеюсь, рисуя эту карту, вы не из воздуха брали свои обоснования. — Он скупым резким движением фехтовальщика выбросил перед собой руку ладонью вверх. — Извольте ваш фактаж, молодой коллега!
Молодой коллега проворно распахнул свою объемистую сумку, и через минуту строгий гостиничный номер приобрел сходство с экспедиционным помещением, где происходит осенняя защита полевых материалов. Листы миллиметровки, синьки и кальки устлали стол, два стула, кресло, кровать, свешивались с подоконника и лежали на полу. Это были как вновь составленные геологические карты, так и выкопировки со старых, зарисовки отдельных обнажений и горных выработок, данные аэромагнитной и аэрогаммасъемок, геохимии и металлометрической съемки по ореолам рассеяния. Валентин ухитрился даже, несмотря на прохладное к нему отношение «гулакочинских орлов», добыть описания кернов[9] наиболее важных буровых скважин.
— Стереоскоп вот только не прихватил, — пошутил он, выкладывая напоследок стопочку аэрофотоснимков.
— Сумеем как-нибудь и невооруженным глазом добиться стереоэффекта, — Стрелецкий оглядел разложенные материалы и покачал головой. — Ярмарка!.. Нуте-с, молодой коллега, излагайте!
Валентин начал от печки — со времен Кропоткина, Обручева, Черского и Чекановского, упомянул Бруевича, затем перекинул мостик к современности и двинул вперед свои полевые наблюдения, по мере надобности подключая к ним геофизику и данные бурения на Гулакочи. На все это ушло минут двадцать.
— Не спешите! — величественно остановил его Стрелецкий. — Насколько я понял, автохтон разорванного рудного тела (профессор имел в виду то, что Валентин в разговоре с Лихановым называл «корневой частью») погребен вот здесь, — и он безошибочно обвел Учумух-Кавоктинский водораздел, хотя Валентин об этом еще и не заикался. — Если стать на вашу точку зрения, то плоскость смещения залегает на глубине порядка…
Стрелецкий на секунду задумался и назвал именно ту величину, что была в свое время тщательно и со многими перепроверками вычислена Валентином.
— Да, глубина получается такая, — с невольным удивлением подтвердил Валентин.
— Слава богу, хоть с математикой вы в ладу, — ядовито пробурчал Стрелецкий. — Так… геофизика, я вижу, дает здесь локальную гравимагнитную аномалию, то есть указывает на наличие в глубине крупного геологического тела с высокой плотностью.
— Я разговаривал с геофизиками, — вставил Валентин. — По их словам, здесь наблюдается не просто аномалия, но аномалия, как они выразились, с металлическим фоном…
— Металлический фон! — Стрелецкий желчно усмехнулся. — Может, они заодно укажут, фон какого именно металла наблюдается, — железа, свинца или, скажем, алюминия? Я бы посоветовал вам, Валентин, относиться к подобным заявлениям с некоторой долей сомнения. В конце концов, мы-то с вами коренные геологи, а они — геофизики, а стало быть никак не застрахованы от каких-нибудь чисто физических увлечений. Учтите, что это ваше Гулакочи находится в зоне вечной мерзлоты и ее влияние очень сильно сказывается на показаниях приборов. Этот момент не следует упускать из виду… Однако же продолжайте!
Валентин быстро закончил изложение фактического материала и перешел к обобщениям и выводам. Опуская промежуточные звенья, которые представлялись ему ясными сами по себе, он выстраивал свою схему со всей возможной краткостью и убедительностью. Дело близилось к логическому завершению, к предъявлению наиболее весомых козырей, когда Валентин с нехорошим предчувствием заметил, что лицо Стрелецкого постепенно становится все более скучающим, брюзгливым и отсутствующим. Впечатление было такое, что тот безнадежно утерял нить разговора, перестал улавливать суть и продолжает внимать лишь приличия ради, едва удерживаясь от зевоты.
«Японский бог, неужели у старика так быстро сели мозговые батареи? — стремительно соображал Валентин. — А как иначе это объяснишь?» Действительно, он ожидал всего — от горячей поддержки до жесточайшего разгрома, но вот такая безучастность? Нет, это не укладывалось в голове!..
И в этот момент раздался требовательный стук. Стрелецкий, витавший мыслями черт знает где, не успел даже откликнуться. Валентин метнулся к двери, повернул ключ — в номер вкатился озабоченный толстяк на низком ходу и сразу же непринужденными своими движениями, своим широким добротным костюмом, своим начальственным говором со значительным покашливанием до отказа заполнил все скупое казенное пространство.