Королева-мать совершила ошибку, арестовав маршалов Монморанси и де Коссе, людей достаточно лояльных. Вся власть оказалась в руках Монморанси-Данвиля, второго сына покойного коннетабля, который был полновластным хозяином Лангедока и превратил его, по существу, в самостоятельное королевство. И теперь Данвиль, человек честолюбивый и хладнокровный, стал хозяином положения. Решись он покинуть лагерь протестантов, они вынуждены были бы подчиниться двору, укрепи он свой союз с ними, королевская власть не смогла бы покончить с этой войной ни путем победы, невозможной из-за неравенства сил, ни путем уступок, против которых тут же бы восстали сторонники Гизов.
Екатерина попробовала арестовать этого опасного дворянина, но королевский посланник, найдя его в Тулузе под защитой хорошо вооруженной армии, осмелился лишь высказать ему несколько упреков.
Тогда королева-мать прибегла к своему любимому средству – хитрости. Истратив 70 000 ливров, она добилась, чтобы Лануе распустил свою армию на два месяца. Это случилось 27 июня. Екатерина ждала прибытия Генриха, чтобы разделаться с мятежниками, призвав на помощь швейцарских наемников.
После короткой остановки в волшебном городке Малконтента, Генрих, еще полный воспоминаний о Венеции, миновал Падую, Феррару, Мантую и Парму, совсем ненадолго задержавшись в Милане.
По дороге к нему присоединились Бельгард, Пибрак и молодой Келюс, попавшие во время погони в руки польских воевод и только теперь освобожденные.
Генрих встретил их с восторгом. Он назначает Бельгарда маршалом Франции и размещает его в своей собственной комнате; во всех же делах неукоснительно следует советам Пибрака. Эти двое придворных, ловко используя благодарность короля, сумели полностью подчинить его своему влиянию. Но если Пибрак, человек разумный и набожный, мог вполне служить Генриху наставником, то Бельгард, напротив, думал лишь о том, какую выгоду можно извлечь из расположения короля.
Виллекье, полностью преданный королеве-матери, написал своей покровительнице жалостное письмо, в котором он обличал интриганов. Екатерину это послание привело в ужас – она тут же отправляет в Италию Шеверни, одного из самых близких своих людей, с тем чтобы он передал Генриху ее наставления и советы. Сгорая от нетерпения, она не могла ждать своего сына в Париже, и 8 августа весь двор направляется ему навстречу. Герцог Алансонский и король Наваррский ехали в карете королевы-матери, так что она не спускала с них глаз ни на минуту.
А Генриха III тем временем тепло принимала в Тулузе его тетушка, герцогиня Маргарита, дочь Франциска I. После того как Генриху исполнилось восемь лет, он не видел эту принцессу, слава о красоте и образованности которой облетела всю Европу.
Оставаясь незамужней до тридцати шести лет, Маргарита очень заботилась о племянниках, и Генрих был тронут ее радушным приемом. Повинуясь голосу своего сердца, он сразу же проникся взглядами Маргариты, всегда старавшейся укрепить отношения между Францией и Савойей, которые омрачались мрачными воспоминаниями о том, как французы заняли Пиньероль, Савильяно и Лаперуз. Несмотря на договор Като-Камбрези, Генрих II отказывался вернуть эти городки, благодаря которым он сохранял власть над предгорьями Альп. Мадам Маргарита мягко объяснила Генриху, что дружба и признательность лояльного народа дороже любых укреплений.
Как и дож, она говорила о необходимости установления мира во Франции. Именно ее настойчивое вмешательство заставило Данвиля встретить короля в Турине, тем более что в кармане у него уже лежал договор о союзе с гугенотами. Екатерина, подозревавшая, что Бельгард состоит на жаловании у Савойского двора, заняла совершенно непримиримую позицию. Она призывала Генриха не начинать свое правление с капитуляции.
Данвиль требовал освобождения своего брата, маршала Монморанси, и свободу отправления протестантских культов. Но король, встретившись с ним, совершенно спокойно отказался вести переговоры. Возможно, он бы выиграл этот бой, если бы сразу сказал, что за Лангедоком будет сохранена его независимость, но Генрих счел недостойным короля давать подобные обещания, и Данвиль покинул его возмущенный. Враги Генриха упрекали его, что таким образом он разжег гражданскую войну, но тот факт, что еще до встречи с королем Данвиль вступил в союз с гугенотами, доказывает, что он вовсе не собирался дать себя уговорить.
Но как бы там ни было, политический небосклон заволакивали тучи, и грозу Генриху приходилось встречать в одиночку. Почему он не использовал все силы, чтобы найти союзников? В свои двадцать три года Генрих еще верил в благодарность народа.
Когда он прощался с Маргаритой, она уже заручилась обещанием, что Савойе будут возвращены Пиньероль, Савильяно и Лаперуз.