Больше, чем когда-либо, процветали азартные игры. Сезон 1608–1609 гг. вывел из терпения моралистов. На Троицу 1608 г. это стало сущим наваждением. Бассомпьер собрал в Париже скопище игроков, крупье Дуарте Фернандеса, раздавал фишки всем, кто делал ставки: «Король пожелал, чтобы все они ежедневно приходили играть с ним в Лувр или к Замету». Потом компания переехала в Фонтенбло. Не проходило и дня, чтобы не было выиграно или проиграно двадцать тысяч пистолей. Самые дешевые фишки стоили 50 пистолей, самые дорогие — 500. Бассомпьер похвалялся, что выиграл за год более 500000 ливров, при этом не потеряв везенья и в играх Венеры. Письма короля к Сюлли свидетельствуют о другой стороне той же медали. Генрих постоянно проигрывал и весь год требовал денег. Возмущенный Сюлли заставил его дать слово больше не играть по-крупному, но в 1609 г. он снова принялся за свое, проиграв в итоге 150000 ливров!
Несмотря на ворчание Сюлли, затраты на наряды и роскошный образ жизни достигли невероятных размеров. Молодые дворяне готовы были пожертвовать своими землями ради роскошного гардероба. Балом с великолепной самоуверенностью правил Бассомпьер. Так, например, наряд, заказанный им для крещения дофина, обошелся ему в 14000 экю, но он заплатил эту сумму за счет картежного выигрыша. Король отказался от своих потертых камзолов, он стал поощрять эту роскошь и не обращал внимания на брюзжание Сюлли.
Вихрь празднеств вскружил голову золотой молодежи, не знавшей войн, кроме Савойской, и мечтавшей о подвигах и шлемах с плюмажами. В угоду ей возродили рыцарские турниры. Первое состязание на копьях состоялось в 1601 году на мосту Менял. Герцог Неверский предложил проводить конные игры, «чтобы разбудить придворную молодежь», и попросил короля организовать скачки с препятствиями. «Король, любивший развлечения, когда они ему ничего не стоили, охотно согласился», — лукаво замечает Бове-Нанжи. Соревнования состоялись 25 февраля 1605 г., через два дня во дворе Лувра начался турнир. Бассомпьер сражался против герцога Гиза, и его чуть не постигла судьба Генриха II. Раненный в живот копьем противника, он чудом избежал смерти. В 1606 г. в Лувре, потом в Арсенале состоялся балет на тему «Четыре стихии».
Публикация в 1607 г. первой книги «Астреи» Оноре д'Юрфе положила начало возрождению рыцарского идеала. Король, читавший ее ночью во время приступа подагры, воображал себя Селадоном, ухаживающим за прекрасной пастушкой. Он будет выходить на арену помериться силами с молодыми дворянами. Предметом вожделений короля была тогда Шарлотта Конде.
Балет королевы
Мария Медичи растрачивала на постановку балетов скудные резервы своего воображения. Несколько месяцев она готовила спектакль, который назовут «Балетом королевы». Двор с нетерпением ждал премьеры, все знали, что костюмы будут роскошными. Для репетиций служил большой зал Лувра. 16 января 1609 т. Генрих из любопытства незаметно вошел в зал посмотреть на репетирующих красоток. Среди двенадцати девушек, одетых нимфами, он выделил вторую дочь коннетабля, Шарлотту-Маргариту Монморанси. Это была пятнадцатилетняя блондинка, прозванная за красоту Авророй, с белоснежным лицом, высоким лбом и крохотным ртом. Генрих зачарованно смотрел, как она исполняет свои па. Она взмахнула дротиком, шутливо нацелила его на короля, и бедный Беарнец почувствовал, что ранен в самое сердце. Страсть к Шарлотте заполнит безумствами последний год его жизни.
Прикованный на две недели к постели подагрой, король любострастно вспоминал ее прелести. Но она была уже обещана другому. Возможно, предвидя губительные последствия, которые вызовет при дворе красота дочери, коннетабль обручил ее с Бассомпьером. Свадьбу решили скромно отпраздновать в Шантильи. К несчастью, коннетабль тоже слег с подагрой.
Герцог Бульонский пришел к больному королю и рассказал о помолвке. Он считал, что единственной достойной партией для Шарлотты был принц Конде. Маленький, тщедушный, робкий, угрюмый и неуклюжий, Шарль Конде, что бы там ни думал нелюбивший его король, бесспорно был первым принцем крови.
Эта мысль понравилась королю, и когда Шарлотта в сопровождении тетки, герцогини Ангулемской, приблизилась к постели короля, он спросил ее со своей обычной бесцеремонностью, подходит ли ей брак с Бассомпьером или она предпочитает стать принцессой Конде. Красавица, потупившись, скромно ответила, что будет счастлива выполнить волю отца. Генрих воспылал ревностью и потерял голову от страсти. Он напрямик признался в этом Бассомпьеру и объяснил, что питает к нему слишком большую дружбу, чтобы тот женился на столь дорогом ему существе. Он подразумевал, что по отношению к Конде он не будет испытывать угрызений совести: «Она станет утешением и опорой моей старости. Я дам моему племяннику, который любит охоту стократно больше, чем женщин, сто тысяч франков в год, от нее же я не потребую ничего, кроме ее привязанности, и не буду претендовать на большее».