Генрих IV

В течение всего его царствования прослеживается некая константа — соперничество с Испанией. У Генриха это почти атавистическое чувство, усиленное войнами Лиги и берущее начало от давней вражды, порожденной итальянскими войнами. От битвы при Павии до битвы при Фонтен-Франсезе французы и испанцы находились друг от друга на расстоянии копья или пушечного выстрела. Тем не менее их обоюдная вражда не доходила до желания уничтожить врага, а всегда имела своей целью подрыв гегемонии противника. Сюлли изобретал превосходные комбинации ради того, чтобы ограничить власть Филиппа II Апеннинским полуостровом. Добрый протестант, он не понимал, что великая католическая держава, опора папства и владычица части мира, несмотря ни на что, вызывает у Генриха зависть и уважение. Империя утратила свое величие, северные королевства, даже английское, занимали лишь второе место на шкале монархических ценностей старой Европы. На ее вершине противостояли друг другу только Франция и Испания. При такой ситуации для Франции не было ничего естественнее, чем планы женитьбы маленького дофина. Не будем искать в них соответствия обязательствам, на этом уровне они не шли в счет. Дофин Людовик и инфанта Анна родились одновременно. В глазах папы, представляющего сердцевину христианства, они были созданы друг для друга. В 1608 г. Генрих IV отверг очередные авансы Мадрида, так как думал о только что родившейся наследнице Лотарингии как о будущей невесте. Но разве мог он допустить, он, женившийся всего лишь на банкирше, чтобы его сын удовольствовался какой-то там немкой, англичанкой, итальянкой или лотарингкой, когда он мог жениться на первой принцессе мира? Не была ли первая дочь Филиппа III самим небом предназначена стать королевой Франции через брак с первым Бурбоном? Брак инфанты с эрцгерцогом Австрийским или герцогом Савойским был бы настоящим унижением для Франции. Две великие державы, пусть даже и соперничающие, имели одинаковое понимание задач высшей монархической власти.

Замысел короля был опять же обусловлен не только стремлением к величию королевства, но и к славе своего потомства. Король был отцом большого семейства, и ему хотелось пристроить своих детей наилучшим образом. Бастарды не могли претендовать на вхождение в иностранные королевские семьи. Следовательно, нужно было обеспечить им доступ в самые знатные французские фамилии, более того, найти им самых богатых наследниц. Так и произошло с Цезарем Вандомским, женившимся на наследнице Меркеров. Для законных детей рассматривались все европейские дворы, по мере рождения детей прожекты следовали один за другим. Король занимался ими с большим рвением. Много дочерей — значит, много королев в перспективе, думал он. Так оно и вышло — одна станет королевой Испании, другая королевой Англии.

В конце 1609 г. король был полон энтузиазма. Он поделился своими планами с Ледигьером, внука которого он хотел женить на своей дочери от маркизы де Верней. Ришелье напишет в своих мемуарах, что Генрих составил программу «как архитектор, который, начиная строительство большого здания, старается укрепить его фундамент и хочет подпереть свое строение опорными арками». Цель — поставить свою семью выше принцев крови всех других династий. Что касается дофина Людовика, то он намеревался «сделать его абсолютным монархом и заставить всех братьев и сестер, законных и незаконных, признать его своим бесспорным повелителем».

Холодная война с Испанией

Король Франции прилагал все усилия для поддержания мирного равновесия в Европе. Его отношения с Испанией являли собой кривую с чередованием периодов напряженности и разрядки. Французская общественность остро реагировала на такое положение вещей. По стране циркулировали тревожные слухи. После подписания Вервеннского мира разрядка началась неудачно. Первый посол Франции в Мадриде граф де Ла Рош-Пот, человек крайне спесивый, сразу же после прибытия вызвал озлобление испанцев, при малейшем поводе переходящее в потасовку. В 1601 г. одна из таких драк стоила жизни нескольким слугам Ла Рош-Пота. Посла пришлось отозвать. Франция снова будет представлена в Мадриде только в 1603 г.

Тем временем во Франции бушевала настоящая пропагандистская битва между сторонниками мира и поборниками войны. Разносчики распространяли небольшие памфлеты, написанные с большим вдохновением явно образованными людьми. На тему этих памфлетов рифмоплеты тут же кропали немудрящие стишки. Вот один из них:

Война — моя отчизна,

Мой дом, моя семья.

Стрелять без передышки —

Вот жизнь моя…

Другие отвечали:

Нет, мир — моя отчизна,

Мой дом, моя семья.

Шутить без передышки —

Вот жизнь моя…