Геннадий Зюганов

Труднее всего Горбачеву было соперничать с первым секретарем ЦК Компартии Украины и членом Политбюро В. В. Щербицким, обладавшим прекрасной репутацией и колоссальным управленческим опытом. Выход нашелся: когда умер Черненко, Владимир Васильевич оказался в далекой заграничной командировке, в США. Как полагают, не случайно. А всего через четыре часа после объявления о кончине Константина Устиновича состоялось заседание Политбюро, избравшего нового генерального секретаря. Как потом выяснилось, Горбачеву заблаговременно предложил свою поддержку А. А. Громыко, попросив в обмен оказать ему небольшую любезность — назначить председателем Президиума Верховного Совета СССР. Сделка состоялась. Присутствовала в ней одна обращающая на себя внимание деталь: незатейливая комбинация была проведена при посредничестве А. Н. Яковлева, дожидавшегося своего часа в Институте мировой экономики и международных отношений. Справедливости ради отметим, что потом Громыко не раз высказывал сожаление, что продвинул Горбачева: «Не по Сеньке оказалась шапка государева, не по Сеньке!» Но плату за услугу принял.

Позднее дотошные исследователи «дворцовых интриг» обратили внимание еще на одно обстоятельство, предшествующее избранию Горбачева. В 1984 году ему, посетившему Англию в качестве председателя комиссии по иностранным делам Совета Союза Верховного Совета СССР, оказала необычайно теплый, не по чину, прием «железная леди» Маргарет Тэтчер. Обласкала она и супругу Горбачева, а фотографию Михаила Сергеевича установила на своем рабочем столе. Этот третьестепенный по официальным меркам визит получил неожиданно широкое и благожелательное освещение в западных средствах массовой информации.

Вспомнили и о том, что еще годом ранее Горбачев посетил Канаду и во время поездки встречался и имел обстоятельную беседу с Яковлевым, в ту пору еще работавшим там послом. Впоследствии в интервью газете «Нью-Йорк тайме» Александр Николаевич поведал, что в Канаде они «очень откровенно разговаривали по всем делам». Почему же эта, надо полагать, «судьбоносная» для Михаила Сергеевича встреча проходила так далеко от Москвы? Ответ прост: при Андропове, который не скрывал своего негативного отношения к Яковлеву, тому был заказан путь к серьезным руководящим должностям в партии.

Если бы тогда, по горячим следам этих не слишком-то примечательных на общем фоне событий кто-нибудь сказал Зюганову, что Запад уже сделал свои ставки и начал манипулировать выигрышными шарами, ни за что не поверил бы. И мыслей таких ни у кого не возникало.

Жизненный опыт и знания, приобретенные с годами, неизбежно меняют наши представления о минувших событиях, свидетелями которых мы были. Как считает Геннадий Андреевич, важно не перепутать то, что изначально хранит наша память, с тем, что возникло в нашем сознании по прошествии лет. Эта путаница, к сожалению, происходит, когда судьба и взгляды самого Зюганова становятся объектом исследования других людей. И трудно бывает сказать, сознательно она вносится или ее просто не замечают. Конечно, со временем память может обмануть человека, вычеркнуть какую-то деталь, поменять что-то местами. Но нельзя пытаться обмануть память. Попытка такого обмана называется ложью.

Например, не только явные недоброжелатели, но и некоторые бывшие соратники по КПСС обвиняют Геннадия Андреевича в том, что он с воодушевлением воспринял и поддержал перестройку. И задаются вопросом: почему же он не смог сразу раскусить Горбачева? Может быть, просто не пожелал этого сделать? Видно, полагают они, что подобные обвинения вызовут у несведущих людей настороженность в отношении Зюганова и при этом заставят их думать, будто уже весной 1985 года были подлинные герои, которые встретили в штыки и избрание Горбачева, и провозглашенный им курс на ускорение и перестройку. Но ничего подобного не наблюдалось, никакой оппозиции в ту пору и в помине не было. И не грешит против исторической правды Зюганов, когда признает в своих воспоминаниях, что с приходом к власти Горбачева надежды на позитивные перемены всколыхнули всю страну. Еще бы — молодой, активный, с удовольствием общается с народом, живо реагирует на задаваемые вопросы. И дальше Геннадий Андреевич вспоминает: «Первая же его поездка в Ленинград, в новом качестве, показанная по телевидению, убеждала людей, что с прежним, рутинным, бюрократическим стилем работы покончено. Как будто открылись шлюзы и колоссальная энергия долго сдерживаемой народной инициативы устремилась наверх, во власть, в виде конструктивной критики, предложений, поддержки, больших ожиданий. Я знаю, что и к нам в ЦК, в госорганы, в центральные газеты письма шли мешками, значительно оживилась партийная и комсомольская жизнь. Мы переживали тогда уникальный момент всенародной мобилизации во всех областях социальной и хозяйственной жизни, совершенствования методов политического управления. Это был воистину великий шанс!»