Читаем Геннадий Зюганов полностью

В то смутное время часто возвращалось к Зюганову одно воспоминание о детстве. Тогда в каждом деревенском доме жила неостывшая память о войне, поэтому, когда «крутили» военные фильмы, в битком набитом сельском клубе всегда стояла полная тишина, даже мальчишки не переговаривались и не перебегали с места на место. Однажды потряс его эпизод из одного такого фильма: четверо эсэсовцев ведут на расстрел большую колонну пленных красноармейцев. Никак он не мог понять, почему они шли по пыльной дороге опустив головы, понурые и покорные. Ведь если бы бросились врассыпную, то многие наверняка бы спаслись — в охране было всего четыре автоматчика. Но как он ни заклинал людей на экране: «Ну, бегите же! Ну…» — никто его не услышал…

Откуда и почему возникает в людях, даже сильных и мужественных, эта покорность судьбе, словно кто-то выключает у них тот важнейший человеческий механизм, который мы называем волей, Геннадий Андреевич объяснить не берется. Но то, что в жизни такое случается часто, он не сомневается. Хотя бы потому, что сам наблюдал такое явление не раз. За примерами ходить далеко не надо — многие помнят те гонения на партийные кадры, которые начались еще при Горбачеве, на завершающем этапе перестройки. Зюганову пришлось наблюдать, как реагирует на этот разгул бесовщины аппарат ЦК КПСС. Большинство сотрудников к тому времени уже поняли суть происходящего, возмущались и не скрывали своих настроений. Но лишь только вставал вопрос о необходимости сопротивления политике Горбачева, конкретных действий, весь пар из котла куда-то улетучивался.

Характерный эпизод вспоминает Геннадий Андреевич в своей книге «Верность»: «Помню, собрались в 20-м подъезде одного из зданий на Старой площади некоторые первые секретари из регионов, как раз перед очередным пленумом… Обсуждали текущие события, положение в партии. Говорили остро, без всяких там недомолвок, и все единодушно сошлись на том, что если у них сейчас не хватит мужества на пленуме выразить недоверие Горбачеву, тот окончательно уничтожит страну и партию. Ушли. И, как потом выяснилось, сначала все дружно выступили с критикой и требовали его смещения, а в перерыве замельтешили горбачевские помощники, засуетились „шестерки“, принялись собирать подписи в поддержку генсека. „Штучная“ обработка пошла, напирали на партийную дисциплину, шантажировали расколом партии. И все же около двадцати членов ЦК рискнули проголосовать против Горбачева».

Подобное Зюганов наблюдал и среди других местных партийцев — во время своих многочисленных командировок и выступлений на семинарах в Академии общественных наук, куда его часто приглашали как руководителя сектора отдела пропаганды и одного из ведущих специалистов по РСФСР. Разговоры там всегда велись открытые, так как Геннадий Андреевич своего критического отношения к происходящему не утаивал, оценивал ход перестройки жестко: «Большая ломка без проекта». Среди широкого партийного актива были хорошо известны и другие его слова: «Я за перестройку, но не за перестрелку!» О вероятности подобных последствий политического курса Горбачева Зюганов заговорил одним из первых. Но… из АОН слушатели разъезжались по домам, проходило время, а из регионов — ни слуху ни духу.

Не раз ему приходилось выступать и перед крупными хозяйственниками — руководителями министерств и ведомств, ведущих предприятий страны, общаться с ними на семинарах и совещаниях. И как убеждался, большинство из них проблемы развития страны также воспринимали адекватно, понимали, чем чреваты стихийный рынок, бездумная децентрализация экономики, выборность директоров, паразитирующие на государственных предприятиях кооперативы. Когда в 1989 году Геннадий Андреевич был назначен заместителем заведующего идеологическим отделом и по роду своих новых обязанностей стал чаще бывать на «верхних» этажах ЦК, убедился, что и там преобладали такие же, вполне разумные, настроения.

Из всего этого напрашивался вывод, что в широких партийных слоях, от руководящих эшелонов партии до ее низовых звеньев, к этому времени сложилось собственное видение реформ, отличное от того курса, который проектировался узкой группой лиц — «архитекторами» перестройки. Огромное количество авторитетных, влиятельных, опытных и умных людей всё видели, всё знали и всё прекрасно понимали. Казалось, не хватает лишь какого-то толчка, чтобы преодолеть инертность, начать действовать сообща и совместными усилиями отбросить наконец вредное и ненужное, оставить только то, что действительно будет способствовать здоровому обновлению партии, экономики, общества. Но вот этой внутренней мобилизованности, которую можно было противопоставить агрессивной, разрушительной стихии, в партии не ощущалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии