Доктор Фейнман: Замечание к мистеру Маллою. Я взял кусочек вашего резинового кольца и опустил в воду со льдом. Обнаружилось следующее: если на некоторое время подвергнуть этот материал давлению, он не восстанавливает прежнюю форму, а остается в деформированном состоянии. Другими словами, при охлаждении до 0 градусов резиновое кольцо на несколько секунд, а может, и на более длительный срок, теряет упругость. Полагаю, это имеет отношение к нашей проблеме.
Не успел Маллой заговорить, как Фейнман вызвал другого свидетеля — бюджетного аналитика Ричарда Кука, написавшего служебную записку, которая послужила основой для статьи в New York Times. Аналитик сообщил, что проблема с резиновыми кольцами несколько месяцев подряд фигурировала в списке «угроз бюджету». Он довел эти сведения до вышестоящего руководства, а когда случилась катастрофа, то не сомневался, что причина именно в кольцах. Председатель Роджерс — в первый и последний раз за время работы комиссии — лично подверг Кука перекрестному допросу, который длился все утро и добрую половину дня. Роджерс вел допрос с холодной безжалостностью прокурора:
— Полагаю, вы задумывались о том, что, помимо угроз бюджету, существует еще угроза безопасности?
— Нет.
— Вы не обладали должной квалификацией, чтобы оценить угрозу безопасности?
— Нет, сэр.
— И у вас не было причин думать, что люди, учитывающие эти соображения, не обладают должной квалификацией? Вам казалось, что в ваши обязанности не входит принятие решений о дальнейшей судьбе космической программы?
— Именно.
— Из вашей служебной записки, которая наделала столько шума, следует, что у вас есть претензии к людям, которые обладали полномочиями принятия решений. Полагаю, вы написали доклад, поддавшись минутному порыву, так как вместе со всеми гражданами нашей страны были глубоко встревожены и опечалены случившимся. Вы же на самом деле не хотели публично критиковать своих коллег и людей, с которыми работаете?
Но к тому моменту уже не оставалось сомнений, что в докладе Кука проблема описана точно. А во всех теленовостях и газетных отчетах в тот вечер и на следующее утро говорили об эксперименте Фейнмана. В ходе дальнейшего допроса Маллой открыто признал, что низкая температура уменьшает эффективность герметизации и НАСА было об этом известно, хотя прямое тестирование — подобное тому, что продемонстрировал Фейнман, — никогда не проводилось. Когда в апреле по требованию комиссии такие тесты все-таки выполнили, неизбежность разгерметизации соединения, уплотненного холодными резиновыми кольцами, стала очевидной. Не возможность, а именно неизбежность, и этот вывод напрямую вытекал из физических свойств материалов, доказанных Фейнманом. Позже Фримен Дайсон сказал: «Люди своими глазами увидели, как делается наука, как великий ученый думает руками, а природа дает четкий ответ, когда ученый задает ей четкий вопрос».
С тех пор как Фейнман сел на самолет до Вашингтона, прошла всего одна неделя, наполненная необыкновенными событиями. Комиссия официально прекратила свою работу через четыре месяца, но физическая причина катастрофы была обнаружена сразу.
С начала 1970-х годов, после завершения последней лунной миссии, НАСА стало организацией без четкой цели. К тому моменту агентство представляло собой огромную налаженную бюрократическую сеть, имевшую «завязки» с крупнейшими аэрокосмическими корпорациями США: Lockheed, Grumman, Rockwell International, Martin Marietta, Morton Thiokol и сотнями менее крупных компаний. Все они стали подрядчиками программы запуска космических челноков, официально известной под названием «Системы космических транспортировок» и ставившей своей целью создание целого флота многоразовых экономичных грузовых кораблей, которые должны были прийти на смену индивидуальным одноразовым ракетам прошлого.