Гений войны Кутузов

…Кстати сказать, пока К. Ф. Толь переводил диспозицию Вейротера с немецкого языка на русский язык, пока ее размножали рукописным способом, пока ее рассылали в русские войска, наступило утро! Русским генералам она была роздана в ограниченном количестве экземпляров лишь к 6–8 часам утра (по разным источникам) дня сражения! Фактически командный состав не имел времени не только осмыслить, но и ознакомиться с длинным и замысловато написанным текстом, ведь начало движения колонн по диспозиции было назначено на 7 часов утра. В результате вейротеровская диспозиция была плохо понята либо вовсе не понята! Когда Багратион, отсутствовавший на военном совете по уже известной причине, все же ознакомился с сугубо немецкой диспозицией грядущего сражения, то якобы его вывод был по-военному лаконичен и категоричен: бой будет проигран!!!

Итак, более трех четвертей союзных сил (почти 56 тыс. штыков и сабель с 212 пушками) выделялись на глубокий обход и атаку правого фланга Великой армии с целью выхода в тыл ее центра. При этом центр союзников оголялся совершенно, а слабый правый фланг оказывался один на один с основными (как потом выяснится) силами врага. То, что такая диспозиция может оказаться роковым просчетом, разработчик «расписанного на бумаге плана разгрома французского императора» Вейротер и думать не желал. Согласно этому плану император Наполеон должен был быть не просто разбит, а именно разгромлен.

…Кстати сказать, начав перестраиваться для выдвижения на ударные позиции по плану Вейротера прямо на глазах у кавалерийской завесы Наполеона еще 29 и 30 ноября, союзная армия позволила ему понять, откуда ожидать главную угрозу его армии. Масштабные, шумные передвижения средь бела дня крупных масс русско-австрийских войск – это части Кинмайера, Ланжерона, Дохтурова и Пржибышевского занимали свои исходные позиции – показывали, что сосредоточившаяся напротив правого крыла Великой армии основная масса вражеской пехоты будет стремиться обойти его армию и, ударив в тыл, объявить ему «шах». Масштаб главной атаки союзников был таков, что он неминуемо оголял центр войск, сделав его уязвимым для атаки французов, так как только часть колонны Милорадовича и Коловрата могла защитить центр союзников в момент решающей контратаки французского центра. Для полководца класса Бонапарта осталось только правильно расставить свои «фигуры» на шахматной доске, чтобы поставить самонадеянному врагу «мат»…

О том, что у Наполеона может быть свой план ведения сражения и он не будет сидеть в обороне, а может начать атаку первым, причем на явно ослабленные Праценские высоты, австрийский генштабист даже не помышлял. Не исключено, что «беда» (определение «трагедия» здесь вряд ли подходит?) Вейротера как человека военного, скорее всего, заключалась не столько в некотором специфическом неумении выходить за рамки нешаблонного мышления, но и в том, что он был всего лишь типичным «кабинетным теоретиком», но никак не многоопытным военным практиком и предпочитал не принимать во внимание, что на поле боя может случиться все, что угодно, и никто не застрахован от непредвиденного хода событий. Если это так, то становится понятно, почему Вейротер самонадеянно ответил Ланжерону, резонно поинтересовавшемуся, учтены ли в плане Вейротера все возможные варианты действий самого Бонапарта: «Ce cas n’est pas prevu» («Этот случай не предвидится!»). Более того, если верить все тому же язвительному Ланжерону, то Вейротер исключал возможность наличия у Бонапарта своего плана наступления, в том числе на Працены?! «Вы знаете дерзость Бонапарта; если бы он мог нас атаковать, он сделал бы это сегодня!» – сказал он крайне самодовольно. А затем добавил: «Много, если он имеет 40 000 человек».