не передавая своих ролей нанятым обвинителям и защитникам. В связи с этим в Афинах обрела популярность профессия логографа – "писателя речей". Логографы принимали заказы на сочинение обвинительных и защитных судебных выступлений. При этом от них требовались, естественно, знание законов, владение основами ораторского мастерства, а в ещё большей степени – способность разжалобить судей и добиться благожелательного их отношения к своему заказчику (неважно, обвинителю или обвиняемому). Один из самых известных логографов Дионисий Галикарнасский писал: "Когда судьи и обвинители – одни и те же лица, необходимо проливать обильные слёзы и произносить тысячи жалоб, чтобы быть с благожелательностью выслушанным" 30.
30 Цит. по реферату "Античное ораторское искусство": http://www.orator.ru/referats.html
И "писатели речей" соревновались в умении выжать у судей больше слёз.
Профессия со временем стала не только популярной, но и прибыльной, так что известные ораторы Лисий, Демосфен, Исократ, Дионисий Галикарнасский не гнушались такой возможностью заработка. В то же время, как справедливо отмечал переводчик речей Лисия на русский язык академик С.И. Соболевский, уважением сограждан логографы не пользовались: слишком уж далеки были их аргументы от объективной картины тех или иных преступлений. В России много позже существовала поговорка, несколько раз цитируемая Достоевским: "Адвокат – нанятая совесть". К афинским логографам она применима в не меньшей, а то и большей степени, чем к их будущим коллегам. Частенько случалось, что один и тот же умелец писал речь как обвинителю-истцу, так и обвиняемому-ответчику.
Какая уж тут объективность!
Нельзя сказать, что презрительное отношение к логографам было справедливым на все сто процентов. Встречались и специалисты, которые не довольствовались использованием беспроигрышных ораторских приёмов и битьём на жалость, но проводили самое настоящее предварительное расследование – находили свидетелей и опрашивали их, при необходимости даже посещали место преступления, собирали информацию о личности жертвы и подозреваемого и так далее. И уже на основе этих сведений составляли полноценную защитительную речь, включающую и показания свидетелей, и даже перекрёстные допросы. Так что таких логографов можно с полным на то основанием назвать частными сыщиками, предшественниками любимых героев современной приключенческой литературы. Но, повторяю, главной целью логографа было всё-таки не воссоздание объективной картины преступления (как для детективов более поздних времён), а выполнение заказа обвинителя или обвиняемого.
Вернёмся к нашему процессу. Родственники Эратосфена обвинили Евфилета
в предумышленном убийстве, никак не связанном с соблазнением жены земледельца; Евфилет же должен был доказать, что действовал исключительно в соответствии с устаревшим, но, несмотря на это, всё ещё действующим законом.
Евфилет заказал защитительную речь одному из лучших афинских логографов – Лисию. Эта речь дошла до нас почти полностью. Она и сегодня поражает не только живостью интонации, меткими психологическими характеристиками и безупречной логикой, но и скрупулёзной проработкой деталей, которая, безусловно, могла появиться только в результате добросовестно проведённого предварительного расследования (хотя, как я уже говорил, расследование не являлось целью логографа). Благодаря речи, написанной Лисием, мы сегодня можем восстановить полную картину этого убийства.
Итак, однажды к земледельцу Евфилету пришла некая старуха и рассказала, что его жена обзавелась сердечным дружком, неким Эратосфеном из дема 31 Эи.
31 Дем – территориальный округ в Древней Аттике, основная политическая и административная единица. Демы были составной частью так называемых фил. В V веке до н.э., к которому относятся описываемые события, число аттических демов достигало 150 (прим. авт.).
Этот самый Эратосфен, по словам старухи, был известен как профессиональный соблазнитель. Евфилет позже узнал, что хозяйка старухи тоже оказалась жертвой сластолюбца и, чтобы отомстить, подослала старую служанку раскрыть глаза обманутому мужу. Евфилет немедленно вспомнил о некоторых подмеченных им подозрительных деталях в поведении жены – неожиданных отлучках, чрезмерном увлечении притираниями для кожи лица и краской для век и ресниц (сам он частенько работал в поле, возвращаясь очень поздно, а то и оставаясь ночевать вне дома).
Евфилет пригрозил служанке своей жены, что сошлёт её в деревню на мельницу (самая тяжёлая из всех сельскохозяйственных работ того времени), если та не расскажет ему чистосердечно об измене хозяйки. И несчастная рабыня рассказала хозяину, что, действительно, к той регулярно в отсутствие мужа наведывается молодой знатный господин по имени Эратосфен. Обманутый муж принял решение захватить распутника на месте преступления.
Каким образом? Вот что об этом рассказал на суде сам Евфилет: