Генералы шального азарта

Его сыновья – Фридрих, Густав и Павел – также пошли по военной линии и стали генералами, а четвертый сын, Иоанн, двинулся по придворной службе и сделался императорским обер-гофмейстером, что являлось чином весьма замечательным. Барон Иоанн Жерар де Левинсон был прадедом Конрада… И вот, представьте себе, выходец из такого знатного и заслуженного рода прилюдно получает по мордасам в ресторации «Славянский базар» от какого-то хлыща, с которым изволила обедать его бывшая женушка!

О-о, именно она сделала его таким.

Они познакомились в Санкт-Петербурге, и девушка с первого взгляда очаровала его так, что барон уже после минуты знакомства с ней не находил себе места от обуревавших его чувств. Ксения и, правда, была несказанно хороша. И еще было в ней нечто такое, что сводит мужчин с ума. Некая доступность, что ли. Или, скорее, порочность, которая чувствовалась в ее плавных движениях, в разговоре, даже манере речи. Весь её облик обещал блаженство и сводил с ума всякого, кто задерживал на ней взгляд. Ксения заставляла делать то, на что он никогда бы не отважился до своего знакомства с ней.

Ее взгляд проникал в самую глубь мужского существа, высматривал там все, что ей было необходимо, после чего мужчина становился обнаженным. Конечно, не в буквальном смысле слова, хотя… Конрад Жерар де Левинсон предстал пред ней голым уже на второй день знакомства.

Эта барышня окрутила его так, что он не мог прожить без нее и минуты. А когда мужчина не может существовать без любимой женщины, что за этим следует? Совершенно верно, предложение руки и сердца, принятое Ксенией Михайловной благосклонно, и вскоре они сделались законными мужем и женой.

В постели она была античной богиней. Но вот во все остальное время…

Теперь-то он понимает, что она вышла за него ради денег. Говоря по-простому – чтобы его обобрать. И это у нее получилось. За год, который они были женаты, все состояние барона Жерара де Левинсона перешло в руки Ксении, причем барон отдал все сам, без особого принуждения со стороны женушки. Просто немного ласки, немного слез и упреков, капризный тон – и сотня тысяч, предназначенных для расширения производства на винокуренном заводе, обращаются в украшения и драгоценности, принадлежащие уже лично Ксении Михайловне.

Последнее, что у него осталось после года семейной жизни с Ксенией – имение под Петербургом, – было сначала заложено, потом перезаложено, а потом ушло в уплату долгов с торгов за сущий бесценок. Барону не досталось практически ничего. А женушка, подав на развод, окрутила кого-то из Священного Синода, после чего бракоразводное дело благополучно завершилось в ее пользу, причем в самые кратчайшие сроки.

Конечно, Конрад Жерар пытался объясниться с ней, выяснить, почему она так немилосердно поступила с ним. Ведь он любил ее, и она говорила, что любит… Так почему же?

Из отчаянных попыток выяснить истину ничего не вышло. Ксения Михайловна, сохранив за собой титул баронессы Жерар де Левинсон, всячески избегала бывшего мужа. Более того, она запретила своей прислуге принимать его, и он дважды был изгоняем из ее дома, который она снимала в столице, причем второй раз – с участием полицейских чинов, что крайне оскорбило барона.

Потом она оставила Санкт-Петербург и выехала в Москву. Конрад Жерар, которому никак не удавалось успокоиться, терзаемый обидой и непотухшей страстью к Ксении Михайловне, последовал за ней, на что ему едва хватило собранных по грошам средств. Выяснив, где она остановилась, барон выследил ее. Встреча состоялась в ресторане «Славянский базар» на Никольской, где она обедала. Причем не одна, а с высоким худым господином в пенсне с синими стеклами, которое несколько лет назад носили господа-народники.

– Как же ты могла! – с таким восклицанием подошел к ее столику разобиженный барон.

Возможно, что у кого-то другого восклицание, произнесенное с глубочайшим чувством, вызвало бы запоздалое раскаяние, а то и слезы, но только не у Ксении Михайловны и ее спутника. Взглянув на Конрада Жерара де Левинсона, она только равнодушно спросила:

– Что вы тут делаете?

А ее спутник в народовольческом пенсне вообще промолчал.

– Я искал тебя, – смутившись, ответил барон.

– Зачем? – все с тем же безразличием спросила Ксения, даже не перестав жевать.

– Чтобы объясниться! – снова воскликнул барон.

– Мы достаточно объяснялись в суде.

На них стали обращать внимание.

– Ах, вот как, ты даже не считаешь нужным переговорить со мной?

– Веди себя прилично, – заметила ему бывшая жена.

– Прилично?! – уже взорвался Конрад Жерар. – Ты говоришь, чтобы я вел себя прилично? Ты, обобравшая меня до последней нитки, а потом бросившая меня?!

– Не забывайтесь, сударь, – встал со своего места спутник Ксении. – Вы находитесь в общественном месте.

– А ты вообще молчи! – почти возопил барон, после чего человек в народовольческом пенсне, коротко размахнувшись, влепил ему звучную пощечину, которая пришлась де Левинсону скорее по глазу, нежели по щеке.

– Ах ты, гад! – воскликнул барон и ответил спутнику бывшей жены также хлесткой пощечиной, сбив пенсне на пол.