Генералы шального азарта

Дворник знал, о чем говорит. Потому как являлся секретным агентом Второго полицейского участка города.

– Да стыдно, брат… Я, видишь ли, дворянин. Князь светлейший…

– Да-а, – дворник покачал головой. – Князей без порток я еще не видывал, тем более светлейших. А не врешь?

– Да вот те крест, – истово перекрестился Всеволод Аркадьевич, в настоящее время полностью поверивший, что он в действительности князь.

– А как фамилие? – спросил Дворник.

«Долгоруков», – хотел было назваться Сева настоящей фамилией, но вовремя передумал. Ведь этот дворник непременно побежит в участок докладывать о произошедшем «инциденте», и как только назовет фамилию «Долгоруков», так всем сразу станет понятно, что в исподнем чудил бывший «червонный валет». А потому Сева передумал и назвал себя князем Глинским.

– Не слыхал, – почесал в затылке дворник. – Из польских, что ли?

– Почему из польских? – почти обиделся за князей Глинских Долгоруков. – К примеру, княжна Елена Глинская была матерью первого российского царя Ивана Васильевича Грозного.

– Знатный род, – согласился дворник. – И как это вас, извиняюсь, конечно, за такой вопрос, угораздило одежу всю потерять?

– Говорю же, выкрали, – возмутился «князь Глинский». – Да ладно бы только платье украли, так ведь все бумаги, деньги и документы увели, чтоб им пусто было!

– Мда-а, – не очень доверчиво протянул дворник. – И деньги с документами, выходит, покрали?

– Вы что, не верите мне? – с обидой спросил Сева.

– Отчего ж, – покачал головой работник метлы, – верим. Токмо не очень…

– Ясно, – резюмировал «князь Глинский». – Тогда у меня к вам деловое предложение.

– Слушаю вас, – как начальник подчиненному, сказал дворник.

– Я взаимообразно беру у вас одежду, – начал Всеволод Аркадьевич.

– Это как же?

– То есть с возвратом. И часа через два-три возвращаю ее вам, присовокупив рубль серебром. Идет?

– А ежели не вернете? – засомневался дворник.

– Слово дворянина! – с пафосом промолвил «князь Глинский» и честно посмотрел в мутноватые дворницкие глаза.

Дворник помялся, потом решил, видимо, рискнуть (все ж таки «князь», к тому же обещался серебряный рубль) и повел «Глинского» в дворницкую. Вскоре из дворницкой Всеволод Аркадьевич вышел уже в латаных-перелатаных полотняных штанах, едва на нем застегнувшихся, причем на булавку; рубахе, драной на локтях и без единой пуговицы, и штиблетах со сбитыми каблуками и без наличия шнурков. Все было бросовым, потому практически цены никакой не представляло. И все равно этой одежонки дворнику было явно жалко.

– Вы уж, тово, барин, верните мне платье-то, – жалобно проблеял он, не сводя с «князя» взгляда, полного мольбы. – Народ мы небогатый, посему, сами понимаете… А потом поаккуратнее бы, не зацепить где ненароком.

– Понимаю, – кивнул Долгоруков и произнес: – Все верну, господин дворник, в лучшем виде, будьте уверены…

– Ага…

Выйдя из подворья и провожаемый долгим взором работника совка и метлы, Всеволод Аркадьевич направился в сторону Мокрой слободы. Там, в одной из ночлежек, проживал его давний приятель и в какой-то степени подельник, бывший драматический актер Городского театра Павел Лукич Свешников. У него Сева намеревался разжиться более-менее приличной одежкой и придумать какую-нибудь аферу, которую можно было бы провернуть с ним на пару. Конечно, чтобы сыграть по-крупному, четырех с небольшим часов было маловато, но чтобы выкинуть фортель, который мог бы принести сотенку-другую целковых, времени было вполне достаточно.

* * *

Слобода и правда была мокрой. То есть изобиловала лужами и даже небольшими вонючими болотцами, плодящими тучи комаров-кровососов и прочей летающей гадости. Одно такое болотце расположилось в точности возле дома Бутова, в котором, помимо препаршивейшей ночлежки, имелись трактир и самого низкого пошиба притон с девками. Одна такая, с ввалившимся носом и потухшим взглядом, сидела прямо на ступенях в подъезд и пьяным голосом выводила:

– Потом я, бедняжка, в больницу пошла,
Меня доктора осмотрели-и,
Но все-таки с голоду я померла…

Ей, похоже, и впрямь оставалось недолго гостить на этом свете.

Девица скользнула взглядом по одежке Севы и, потеряв к нему всяческий интерес, который и так был мизерный, закончила куплет:

Скончалась на прошлой неделе-е…

Девка хоть и находилась «навеселе», но ей было явно не до веселья…

Сейчас его не обступили со всех сторон дети-попрошайки, как в его первое появление, – ведь ему впору было просить милостыню самому. Всеволод Аркадьевич, стараясь ни до чего не дотрагиваться, вошел в коридор и спросил первого попавшегося мужика:

– Скажите, милейший, как мне найти господина Свешникова, отставного актера Городского драмтеатра?

– Господа здесь не проживают, – грубо ответил мужик, ничуть не удивившись вежливому обращению Севы. – Здесь, милейший, по большей части сброд, шваль и всяческие отщепенцы.

– Ну, хорошо. Тогда как мне найти Пашку Свешникова, бывшего актеришку? – уже иначе спросил Долгоруков.