Памятуя приказ начальника дивизии, генерал Дерожинский наступал тремя колоннами. Прямо по дороге двигались четыре роты, справа в обход направили еще столько же и впридачу два орудия, слева вел две роты капитан-храбрец Клиентов. Еще одна рота и две сотни донцов спешили занять господствующую над перевалом высоту. В Габрово в распоряжении генерала Скобелева оставался более чем скромный резерв — две роты да два орудия. При этом считалось, что сил для резерва более чем достаточно.
В полдень со стороны перевала послышался гул сражения. Многократно усиленный эхом, он казался сильным и безумолчным. Порой он отдалялся, становился тише, но потом снова нарастал и, казалось, приближался. Ночью гул затих, но с утра следующего дня опять в горах загремело. Там шел бой…
В начале июля Главная квартира Дунайской армии переместилась в окрестности Тырнова. Узнав, что в город прибывает главнокомандующий, брат самого российского императора Александра, горожане заполнили улицы. Великий князь Николай Николаевич заметно выделялся среди генералов его свиты: высокий, крепкий, в мундире с золотыми эполетами, он ехал на большом белом жеребце. За ним колонной следовал лейб-гвардии казачий полк в парадных красных мундирах.
Узнав его, горожане хлопали в ладоши, бросали цветы, слышалось восторженное:
— Да живио царь Александр! Да живио царь Николай!
Освобожденный от векового турецкого ига народ ликовал, приветствовал своих освободителей.
Палатки штаба установили в тенистом фруктовом саду. Отсюда были видны лепившиеся по горному склону домишки, сбегая к небольшой шумливой реке.
После утомительного в жару и по пыльным дорогам перехода главнокомандующий пожелал искупаться в реке. Тут же ему доложили, что у мельницы, где есть запруда, уже все приготовлено к услугам Его Высочества.
— Вот и хорошо. Надеюсь, найдутся охотники составить компанию.
И все приближенные, даже престарелый Непокойчиц-кий, направились к запруде.
День выдался нестерпимо знойный, и крепкий телом великий князь долго и с удовольствием плескался, басовито крякал, нырял. И остальные из вежливости делали то же.
Взбодрившись, великий князь был в прекрасном настроении.
— Как сто пудов с плеч!
— А какая, ваше величество, вода! Хрусталь, да и только! — продолжил Левицкий. Не решаясь зайти в глубину, он плескался у берега.
Они возвращались к палаткам, когда им повстречались женщины, пять или шесть, с корзинами. Увидев русских, они затихли.
— Что несете, красавицы? — спросил князь.
— А вот, коконы несем на шелковую фабрику.
— О-о! Можно? — протянул он, намереваясь взять кокон в руку.
— Можно, можно, — бойко сказала одна, видимо, старшая.
Смугловатое лицо с легким румянцем светилось улыбкой, черные с поволокой глаза блестели.
Князь стал ее расспрашивать, как расплетают коконы, и она объясняла красивым грудным голосом.
В лагере их уже ожидал стол, накрытый белоснежной скатертью, стояли вазы с фруктами, графины с вином.
— А обед через полчаса, — доложил дежурный офицер. На что Непокойчицкий ответил согласным кивком и поинтересовался, что подадут к обеду.
— Окрошку-с и плов, — ответил офицер. Это были любимые блюда великого князя.
Разлили в бокалы светлое, с легкой горчинкой и в меру остуженное вино.
— Однако ж, какая прелесть! — воскликнул главнокомандующий.
— Пьешь и наслаждаешься, — подхватил Левицкий.
— Да я, Казимир Васильевич, не о том! Речь веду о болгарке. Надо же так постараться природе! И главное — из простого люда, а такая красавица.
Появился офицер для поручений Скалой.
— Что такое? — спросил Непокойчицкий.
— Донесение от Гурко.
Надел очки, прочитал: «Взял с бою Казанлык, наступаю на деревню Шипка».
— Ваше высочество, поздравляю! Казанлык наш, на очереди Шипка… Нет, не перевал, а деревня. Но скоро и перевал будет нашим.
В Забалканье, куда наступал передовой отряд, вели три дороги. Все их турки подготовили к обороне, на каждой сосредоточили значительные силы, подтянули артиллерию, оборудовали заграждения. Но была, кроме этих трех дорог, еще четвертая, скорее горная тропа через Хаинкиойский перевал. Он был настолько труднодоступен для войск, что турецкое командование просто не принимало в расчет возможность его преодолеть. Этой ошибкой и решил воспользоваться генерал Гурко. Демонстрируя ложную подготовку к переходу через Шипкинский перевал, он направил туда 30-й донской казачий полк. После того как турки обнаружили присутствие казаков у Шипки, они твердо уверовали в свои предположения. Гурко же главные силы направил к деревне Хаинкиой.
Когда передовой отряд, совершив труднейший переход, спустился в долину реки Тунджи и оказался в тылу неприятельских позиций, турки забили тревогу: такого маневра они никак не ожидали. Но дело уже было сделано.
Главнокомандующий молча прочитал телеграмму, встал; поднял бокал:
— Гурко ура! Вам, батюшка, — обратился к священнику, — сейчас же в конвойном батальоне и у казаков отслужить молебен. Я там буду. Артур Адамович, немедленно послать государю депешу. Пусть с нами разделит радость.