В начале апреля 1877 года, сдав дела, Михаил Дмитриевич выехал из Петербурга на юг. Он спешил. Предназначенные для военных действий войска были уже стянуты в исходные районы, и со дня на день ожидалось официальное объявление войны Турции. Русские силы сосредоточивались, кроме балканского театра, еще и на Кавказе, против Карса, чтобы с востока углубиться во вражескую территорию. Из этих двух стратегических направлений главным считалось первое.
Скобелев-старший, Дмитрий Иванович, был уже там. Он получил в командование Кавказскую казачью дивизию и, находясь у румынской границы, ждал команды на выдвижение к Дунаю. Туда же собиралась и мать. В последнем письме она сообщала, что, как русская женщина и жена генерала, обязана быть вблизи него, разделять трудности и оказывать всемерную помощь раненым солдатам. Она закупила на немалую сумму лазаретного имущества и лекарств.
На шестые сутки поезд примчал Михаила Дмитриевича в Кишинев, где находилась главная квартира Дунайской армии. Ее главнокомандующим являлся великий князь, брат императора Николай Николаевич, однако всеми делами вершил начальник штаба генерал Непокойчицкий. Михаил Дмитриевич направился к нему.
Пред ним вырос лощеный адъютант. Наконечник аксельбанта с грифелем нацелен на лист записной книжки.
— Как о вас доложить Артуру Адамовичу?
— Генерал-майор Скобелев с предписанием дальнейшей службы.
— Так вы генерал Скобелев? — уставился офицер. — Михаил Дмитриевич? Сейчас доложу.
О Скобелеве-младшем, отважном офицере-туркестанце, не раз писали в газетах, многое и разное говорили в военных кругах. Одни с нескрываемым восторгом рассказывали о его подвигах в далеком и жарком закаспийском крае, другие отзывались как о перспективном и знающем военное дело человеке, к тому же понимающем солдата. Но были и такие, которые не признавали в нем военных качеств. «Эка премудрость воевать с азиатами, с этими халатниками!» — говорили они, стараясь не только умалить заслуги генерала, но и выставить его не в очень выгодном свете. Однако награды за туркестанские дела утверждали обратное. Кроме Георгиевского креста, он удостоился еще и ордена Владимира 3-й степени с мечами, и золотой сабли.
Прошло более часу, прежде чем адъютант пригласил Михаила Дмитриевича в кабинет. Непокойчицкий что-то писал. Лицо сухое, в глубоких складках, седые редкие волосы, большой лоб. Он походил на архивариуса, проведшего всю жизнь среди пыльных документов вековой давности. В штабе его называли старцем. Занимая последние двадцать лет канцелярские должности военного ведомства, он утратил душевность и искренность человеческого общения. Зато овладел умением услуживать влиятельным лицам. Это было замечено великим князем Николаем Николаевичем. И когда тот стал главнокомандующим Дунайской армии, то изъявил волю иметь при себе Непокойчицкого. Его не беспокоило то обстоятельство, что будущий начальник штаба не имел нужной практики в оперативных делах. Зато он был удобен.
Выслушав Скобелева, он по-стариковски пожевал губами.
— А вот должности для вас нет, все вакансии заняты. Хотите служить при мне? Здесь, в штабе, я нашел бы для вас дело.
Уж чего Михаил Дмитриевич не желал, так это попасть в штаб. Он понимал, что штабная служба не проста и вместе с тем необходима, без нее никак нельзя, но она для него неприемлема, хотя он и закончил академию Генерального штаба.
— Благодарю, ваше превосходительство, но я предпочел бы строй.
— Все норовят в полководцы, а кому же быть в штабе? — Он не стал настаивать, понял, что пред ним не очень удобный для штаба человек. Таких он не жаловал. — Вам сколько лет, генерал?
— Тридцать три.
— О-о! Все еще впереди. И эта война продлится не одну неделю. Так что придется подождать, а место потом найдется. Но сейчас — увы! — развел он руками. — Впрочем, может, согласитесь на должность начальника штаба Кавказской казачьей дивизии, к вашему отцу?
Скобелев знал, что у отца имелась вакансия, но он не предполагал, что ему ее предложат, должность эту обычно занимали полковники, но никак не генералы. Он хотел возразить, сказать, что даже в большинстве корпусов начальниками штабов были полковники, а он строевой генерал, в Туркестане командовал войсками целой области, но не сказал, подумал: был бы на его месте примелькавшийся столичный паркетный шаркун, непременно бы нашлось место, а ему, полевому генералу, вежливо отказывают.
Не ожидая от Скобелева согласия, Непокойчицкий поднялся, давая понять об окончании аудиенции.
— Согласен, — вдруг заявил Михаил Дмитриевич из опасения, что в случае отказа придется пребывать вдали от войск, в главной квартире, выполняя случайные поручения того же Непокойчицкого.
— Согласны? Вот и хорошо! — оживился тот. — Передайте генералу Левицкому мое согласие. И не теряйте ни часа! Прямо в дивизию, в Галац.
— В Галац? Но там ведь нет наших войск!
— Уже казаки туда скачут. Так что поспешайте.
К началу военных действий русские войска сосредоточились у румынской границы. Предстояло стремительным броском выдвинуться к Дунаю, на южном берегу которого начиналась болгарская земля.