Генерал Самсонов

Священник отошел. Александр Васильевич снова вернулся к мысли о тринадцатом корпусе, стал спрашивать Мартоса, где же посланный офицер, не случилось ли с ним чего?

Мартос не мог ответить. После отхода нарвцев и копорцев немцы стали наступать и от Гогенштейна, окружая корпус справа, и Мартос направил туда свои последние резервы, батальон Алексеевского полка, Кременчугский полк с одной батареей и даже роту саперного батальона с казачьей полусотней, конвоем штаба шестой дивизии. Остался только конвой штаба корпуса.

— Александр Васильевич, надо немедленно отступать, — сказал Мартос. Еще немного — катастрофа.

— А как же тогда Клюев? — напомнил Самсонов.

Мартос не ответил.

— Как твоя семья, Николай Николаевич? — спросил командующий. — Я ничего о тебе не знаю. Последний раз мы виделись в Мукдене, а по-настоящему разговаривали в Елисаветграде, когда ты приезжал по мобилизационным делам. Тогда мы были холосты.

— Я женат. Три сына, — сказал Мартос. — Надо послать к Клюеву с указанием пути отступления.

— Я еще никогда не отступал. Теперь, видно, придется… Этот Нарвский полк! Тяжкий крест говорить речи перед бежавшими войсками. Только Скобелев мог воодушевить в таком положении. Под Плевной он заставил отступивший Эстляндский полк делать под турецкими пулями ружейные эволюции! Мы с тобой, Николай Николаевич, уже не пойдем с солдатами под пули. То время кончилось.

— Если надо — пойдем, — сказал Мартос. — Никто не запретит идти в передней цепи. Но это может помешать нижестоящему командиру.

Он, кажется, намекал Самсонову, что тот сковал его.

Александр Васильевич запомнил письмо Крымова о деспотизме командира пятнадцатого корпуса и подумал, что полковник прав. Николай Николаевич всегда был резок и не щадил никого. Может быть, поэтому, будучи помощником Приамурского генерал-губернатора, командующим войсками Приамурского военного округа и наказным атаманом Амурского и Уссурийского казачьего войска, он не усидел на этой должности?

— Все-таки надо дождаться Клюева, — повторил Самсонов.

Они дождались офицера связи, он прибыл один, без казаков, на немецкой рослой кавалерийской лошади, и сказал, что едва пробился сквозь неприятельские разъезды, рышущие между корпусами. Генерал Клюев доносил: корпус движется усиленным маршем на Гогенштейн, под Доротовом почти полностью погиб Дорогобужский полк, командир полка полковник Кабанов смертельно ранен.

Клюев подошел к Гогенштейну в ранних сумерках и открыл артиллерийский огонь. Город задымил, загорелся. Самсонов вглядывался в синеющую даль, смотрел на часы, шагал между деревьев, начиная задыхаться. Пожар разгорался. Артиллерийская канонада не стихала. Видно, корпус не смог с ходу занять Гогенштейна.

— Они не продвигаются, — заметил вполголоса генерал Филимонов, подрубая последнюю надежду.

— Ну теперь нужно ожидать беды! — громко произнес Мартос. — Александр Васильевич, надо решаться!

Напрасно командующий прождал целый день. Тринадцатый корпус не принес спасения армии.

— Петр Иванович, давайте приказ на отступление, — велел Самсонов.

— Надо отступать на Хоржеле, — предложил Мартос.

Хоржеле был городок восточнее Нейденбурга, через который начинал наступление Клюев.

Дали карту. Самсонов, Мартос, Постовский и другие чины обоих штабов изучали устаревшую на сейчас обстановку, гадая, взят ли немцами Нейденбург и свободен ли Хоржеле.

— Хоржеле занят немцами, — сказал Самсонов. — Должно быть, Преображенский отступил. Надо — на Нейденбург, там во всяком случае оборону держат бригада Штемпеля и Кексгольмский полк. Петр Иванович? — спросил он у Постовского.

Но начальник штаба не знал, что ответить. Видно, остановка Клюева и отверзшаяся вслед за этим пропасть потрясли Петра Ивановича.

— Значит, на Нейденбург? — снова спросил Самсонов.

Мартос чиркнул спичкой и закурил. Сквозь сизый табачный дым, царапающий горло, Александр Васильевич увидел мрачные глаза Николая Николаевича, как будто взывающие: «Решай!»

— На Нейденбург! — сказал Самсонов.

Стали писать приказ.

— Николай Николаевич, отойдемте-ка в сторонку, — предложил командующий и взял Мартоса под локоть.

Мартос отвел руку и затоптал папиросу. Они отошли на несколько шагов, и Самсонов сказал:

— Николай, на тебя последняя надежда. Прошу тебя поспешить в Нейденбург и принять все меры для обороны. Удержим Нейденбург — мы спасены.

— Ясно, Александр Васильевич, — ответил Мартос вполне официально. После отдачи необходимых распоряжений по корпусу я направляюсь в Нейденбург.

— Николай! — сказал Самсонов, волнуясь.

— Я сделаю все возможное, — пообещал Мартос.

Александр Васильевич хотел услышать от старого товарища слова сердечной поддержки, но не услышал. Мартос будто окаменел. Может быть, он не простил командующему задержки или же просто был озабочен предстоящим отступлением, это осталось неведомым.

Самсонов больше не пытался вызвать в нем сочувствия.

Приказ написали, отправили офицеров к Клюеву и Мингину. Сумерки сгущались, слышались крики самсоновского конвоя, готовившихся к отъезду. Мартос опять закурил. Александр Васильевич закашлял и кашлял, хватая воздух раскрытым ртом, несколько минут.